Флот судного дня - стр. 4
Тут я почувствовал боль. Ближайший «демон» быстрым почти неуловимым движением ткнул меня кулаком в лицо. Боль и привкус крови на разбитой губе, как ни странно, убрали оцепенение и страх – это ж весьма далеко от нокаута, я-то знаю, что значит всерьез получить в бубен – и помогли мне преодеолеть какое-то отчуждение от собственного тела. Мой взгляд перестал растекаться вместе со струями дождя и четко зафиксировал всех врагов, их манеру двигаться и нападать.
Каму тидак пунья хак унтук менггунакан гадис кита. Суда вактунья унтук мембаяр толол лама. Слова малайские сыплются как горох, не различить. Тот, что ткнул меня кулаком в лицо, говорит вроде, что надо заплатить. За какую-то девушку. За Путри, что ли? Анда берхутан ютаан рупии кепада ками. Что, сколько? Я им должен два миллиона рупий? Ничего себе воздаяние. А не слишком ли жирно, нельзя по прейскуранту? Я, конечно, понимаю, что «любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне», но двадцать тысяч рупий – максимум, сколько стоит женщина с улицы.
Так, еще пара десятков слов, похожих на звук гороха, бьющегося об стол, и ближайший бандюк снова ударит. Будет бить ногой, потому что понял, кулачки у него слабоваты, чтобы нокаутировать увесистого рослого иностранца. Вот пошел на разворот, чтобы врезать ребром стопы мне в правую часть головы. Пора.
Я резко присел и нанес короткий удар в пах «демону» – его яички всмятку. Извини, друг. Выпрямляясь, перехватил его худую ногу повыше лодыжки, толкнул ее вверх, услышав треск рвущихся на швах штанцов. И, ухватив бандита за тощую довольно дряблую шею – вспомнилась общипанная курица, – основательно ткнул его головой в физиономию соседу. Послышался хруст ломающегося носа. Затем, уцепив оппонента за предплечье, с одного разворота вбил его в забор. Гул пошел, как в оркестровой яме. Пожалуй, перестарался я, снимая напряжение и компенсируя испорченный вечер. Бандит сполз вниз, оставив красную стрелку и овальную вмятину на рифленом металле.
Другой бандит, который получил головой товарища в свое маленькое треугольное личико, стоял, согнувшись и старательно роняя из носа окровавленные сгустки соплей. Казалось, что внутри он одними соплями и заполнен. Зато двое других стали выписывать восьмерки чем-то посверкивающим – ага, достали ножи. Но как-то без задора; создавалось впечатление, что они к тому же бздят. Я почувствовал запах страха, который источают их немытые миниатюрные фигурки.
Захапав согнувшегося бандита, прикрылся им от ножевого удара. «Прикрытие», получив под ребро, булькнуло и засвистело продырявленным легким, затем с моей помощью попало под тычок другого ножа. На сей раз лезвие застряло в его жилистом теле. Я, ухватив за запястье того, что бил ножом, второй рукой хлопнул его снизу под локоть – до хруста ломающегося сустава. Нож, застрявший в теле «прикрытия», я вытащил сам, заодно подумав, что у никого из тех, похоже, нет огнестрела, значит угроза по сути снята. Тут и двое последних «демонов», завидев лезвие в моей руке, стали пятиться.
У одного, впрочем, пока что оставался нож. Он попробовал пырнуть меня, я коротко ударил ребром ладони по его кисти сбоку. Не слишком удачно, лезвие его ножа скользнуло по моим наручным часам, отчего они заиграли будильное «Нас утро встречает прохладой» и сломались. Может, поэтому я чиркнул трофейным ножом возле его лица, намекая, «не зли меня», а получилось так, что отхватил ему полноса случайно. И тот боец уже не боец, выронил свое оружие, плачет, жалуется на меня небесам.