Флаги над замками - стр. 43
«Эй, крестьянин, где ты украл этот меч?» – Киёмаса как наяву услышал за спиной насмешливый голос Ёсицугу. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь. Казалось, вот он сейчас откроет их и наткнется взглядом на ехидную ухмылку Сакити. Ранящую больнее, чем самый острый клинок.
Шаг, поворот, замах. Свист рассекаемого воздуха. Не то. Не так. Не злиться. Он отвык от тела. В конце концов он действительно забросил тренировки аж на четыреста лет. Кто угодно потеряет форму. Он молод, силен и здоров. И быстро наверстает упущенное.
Шаг назад, разворот, полуприсед. Киёмаса замер, выдыхая. Да, Иэясу сказал, что оружие носить нельзя. И что никто уже давно не пользуется мечами. Это Киёмаса знал и без него. Но путь воина – это не только искусство владеть мечом, копьем, луком и другими видами оружия. Это постоянная готовность принять бой. Каждую секунду воин должен ожидать сражения. Даже во сне его рука должна лежать на рукояти меча. Мир никогда не длится вечно. Мушкеты и пушки – отличная, не заменимая в бою вещь, но у них есть существенный недостаток: такое оружие расслабляет тело и разум. Нельзя полагаться в бою на меч – лишь на руку, которая его держит.
Киёмаса резко выпрямился и устремился вперед, нанося удары, с виду хаотично, но на самом деле четко рассчитывая каждый взмах. И каждый из них сопровождался резким выдохом и криком. Лучше. Так уже лучше.
И мало ли что там сказал Иэясу? Да Киёмаса скорее бы поверил целой стае лисиц, чем хитрому тануки. Но когда он приносил присягу свежеиспеченному сёгуну, выбора у него не было. Он не верил Иэясу, но в тот раз пришлось ему довериться. Потому что шестилетний мальчик, чья жизнь стояла на кону, был Киёмасе дороже всего на свете. В том числе и собственной чести. Если бы Киёмасе дали волю – он бы сам забрал Хидэёри и воспитал как собственного сына, подальше от этой грязной и мерзкой политики. К драным ёкаям власть над страной. Самое главное – сохранить жизнь сына его светлости. Позволить ему вырасти, и там уж он сам решил бы, что ему делать. А Киёмаса поддержал бы его в любом решении.
Платой за эту жизнь стала голова Сакити на площади в Киото. Дурья башка. Киёмаса с детства ненавидел его за чудовищную, нелепую, отвратительную гордость.
…Может быть, и правда стоило прикончить Иэясу на той встрече? Война разразилась бы незамедлительно. Но кто знает, каков был бы ее итог? По крайней мере, он успел бы дотянуться до горла Хидэтады. Токугава Иэясу не давал ему никаких обещаний. Не то что господин второй сёгун.
Сейчас тоже ничего не остается, кроме как довериться Иэясу. Он искренен в своем раскаянии – Киёмаса чувствовал это.
Стоп. Когда это он успел стать таким сентиментальным? Киёмаса нахмурился. Конечно, у него ничего не выходит: сумбур в мыслях мешает ему сосредоточиться на главном – на мече. Он должен стать мечом, а разве меч может думать? Если меч начнет думать, то это будет никуда не годное оружие. Киёмаса выдохнул, не спеша повернулся и вновь замер с мечом, поднятым над головой. Вдох-выдох. Снова вдох. Рукоять – это часть его руки. Он – это меч. Меч – это он. Не думать. Только чувствовать. Он медленно опустил руки, а потом резко присел и хлестнул воздух крест-накрест.
– А-а-а-а-а-а! – Резкий внезапный вопль и последовавший за ним звон резанул по ушам.