Фиса - стр. 3
– Здравствуйте, меня зовут Ань.
И это тоже – очень важно. Потому что именно тогда все вокруг стало меняться. Сначала медленно и незаметно. А потом – все быстрее и быстрее… В этот момент мы изменили свои имена. И представились:
– Фиса.
– Ан… – Фиса зыркнула на меня, словно одергивая, – Тоня.
Это потом я только поняла, когда многие спрашивали, почему имя у нее такое дурацкое. А Фиса, она быстро сообразила. Ведь по-настоящему ее всегда звали Анфиса. Тоже с «Ан». Представляете, что бы у нас была за жизнь, если бы при каждом «Ан» вьетнамка вздрагивала и приветливо улыбалась в нашу сторону. Теперь я точно знаю – мы бы с ума сошли. Фиса, она всегда от всех отгораживалась. И тут, чтобы отделиться от вьетнамки, даже имени своего не пожалела. А меня, кстати, Антониной зовут. Друзья – Антоном. Но Фиса права, три «Ан» в одной комнате – это невыносимо.
С вьетнамкой этой у нас потом чуть международный скандал не вышел. Ну, пока мы посуду за собой не мыли, она на нас только круглыми глазами смотрела. Когда стали лекции прогуливать, а точнее – просыпать, она губы начала поджимать. Ну а когда к нам мальчик пришел за конспектами – скромный такой, робкий – и мы посадили его чай пить, она так по комнате заметалась, будто ее девственности лишают.
– Больная попалась, – определила Фиса.
И я быстренько с ней согласилась. Потому что если не согласиться, значит, не она больная, а мы. А мне и без того казалось, что мы все время что-то не то делаем. Но у Фисы чувства вины не было. Не приживалось оно в ее сердце. Ее сердце вообще ровно половину человеческих чувств не вмещало. Зато вторая половина, которую оно вмешало, была раздута до сверхъестественных размеров…
Все мои однокурсники живут теперь припеваючи. Семьи, дети, обожаемая работа. Некоторые, самые сердобольные, когда я с ними встречаюсь, даже уверяют, что не было тогда ничего особенного. Просто все были намного моложе, студенческие годы и все такое. А в общем – ничего не было. Но ведь остались следы какие-то. Вот дочка у Фисы… или Оз, например, который всю эту кашу и заварил. Он ведь где-то бродит до сих пор, его ведь так и не нашли тогда. И мне до сих пор снится по ночам, как черный король умирал у меня на руках. Его нет, но остальные-то все живы, многие живут в одном городе. Но я все равно не сумею сказать вам, почему это все так нужно мне. Учитель тоже пока не знает. Он говорит – ты должна сама прийти туда, к тому, что тебя мучит или зовет. Тогда и узнаешь.
И я тренируюсь.
Каждый день.
Как солдат.
Ложусь на свой шикарный белый диван. И начинаю считать: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…
Вообще-то, когда все это закрутилось, нас было четверо. Мы с Фисой обжились уже с нашей вьетнамкой. И вечерами, совершая обход коридора, встретили как-то двух девиц.
Нет, нет, здесь нужно остановиться и несколько слов сказать про сам коридор. Его можно было бы смело занести в книгу Гиннесса по протяженности и по количеству душераздирающих историй, которые в нем когда-либо происходили. Коридор жил собственной жизнью. Он диктовал стиль поведения в этом старинном клоповнике, он регулировал уровень громкости голосов и способствовал выбросу в кровь гормонов, вызывающих чувства, которых вы никогда бы не испытали вне его стен.