Финист – ясный сокол - стр. 49
– Твои сёстры, – ответил я. – Дело важное. Надо поговорить.
– Войди, – сказала Марья. – Пить хочешь? Есть?
– Ничего не хочу. Я ненадолго.
Её хороминка была мала размерами: кровать, да стол, да обтянутый кожей сундучок с девичьим добришком, да короткая полка, где сидела в одиночестве соломенная куколка-мотанка, облачённая в лоскутное платье: у каждой девки в комнате всегда есть такая куколка, любимая, сохранённая в память о цветном детстве.
Имелись тут и признаки достатка: пол сплошь устилали мягкие овчины – такое я видел только в богатых теремах, – а посреди стола отсвечивало медное блюдо с искусной чеканкой по краям; и горка свежей земляники лежала на том блюде. Слёзы навернулись мне на глаза: в моей родной селитьбе землянику ели только малые девчонки; так уж было принято. Самую сласть отдавали девкам, а парни да взрослые в основном жевали щавель.
А рядом с медным блюдом на том же столе лежала труба с подзорными стёклами: страшная диковина из чуждого мира.
На стене, на распялке, висело платье голубки – в нём Марья вышла на гульбище, а теперь, видимо, продолжала уснащать, добавляла нарядного шитья по вороту и рукавам.
Не желая того, я покосился на стену – где-то там была дырка, проделанная сёстрами. Конечно, они и теперь подсматривали, но мне было всё равно.
Марья выглядела сонной, усталой, но спать не собиралась, косу не расплела: ждала.
– Сегодня ночью, – тихо сказал я, без предисловий, – мы будем ловить твоего Финиста.
Лицо Марьи сделалось злым и гордым.
– Ловить? – спросила она. – Зачем?
– Он напал на нашего друга.
– Ваш друг напал первым.
– Он не напал. Только собирался.
Марья улыбнулась так взросло, с таким превосходством, что я на миг пожалел, что пришёл.
– Вы, – сказала она, – его не поймаете. Не сможете. Он сильней вас всех.
– Он – нелюдь. Зачем ты с ним связалась?
– Ты ничего про него не знаешь. Это первое. А второе – какое твоё дело, с кем я связалась?
– Нет у меня, – ответил я, – никакого дела. Только чувство есть.
И посмотрел ей в лицо.
Она отвела глаза.
– Лучше уйди, – прошептала. – И скажи друзьям, чтоб ушли тоже. Нападёте на него – пожалеете. Вы не знаете его силы.
– Уйти, – ответил я, – проще всего. – И с шёпота вышел в голос: – Но мы не уйдём. Это не лично я хочу – это ватага решила. Твой дружок против закона встал. Оборотни живут особо, люди – особо. Ты не дура, должна понимать. Если мы не накажем его – другие накажут. А те не накажут – так третьи явятся. И так будут наказаны все, кто встаёт против лада и ряда.
Марья улыбнулась слабой улыбкой; нездорова, подумал я встревоженно.
– Как, говоришь, тебя звать?
– Иваном.
– А второе имя?
Я помедлил, и надежда на малый миг затеплилась в груди.
Если девка спрашивает про второе имя – значит, всерьёз интересуется; значит, выделяет из прочих.
– Корень, – признался я, снова перейдя на шёпот. – Моё второе имя – Корень. Однажды из меня, как из корня, выйдет новый род. И дети мои заполнят мир. Так я решил.
– Иван-Корень, – произнесла Марья слабым голосом. – Ты хороший парень. Слушай меня. Нет никакого лада и ряда. Мир не движется по кругу, и нет у него никакой оси. Вернее, ось есть, и не одна; их – неисчислимое множество. И наш закон – лишь малая часть другого, большего закона. А тот закон – часть ещё более великого закона. И мы, люди, счастливы, только если направляем жизнь, чтоб открывать один закон за другим и обращать эти открытия себе в пользу. И богов тоже нет, а есть только законы…