Финишная черта - стр. 43
– Мы просто разбаловали наших детей, – вмешивается Леви.
– Ты разбаловал их, – поправляет его Анна, а затем возвращает внимание ко мне. – В общем все в порядке, я уверена, что она потом будет в восторге от краба. Мы часто смотрим «Моану», она любит этот мультик.
– На прошлых выходных она сказала, что краб злой и она больше не любит его, – доносится голос Лиама.
Аннабель успокаивающе поглаживает мое колено. Я действительно хочу, чтобы ее прикосновение подарило мне покой. Когда я не на нервах, то Анна может хоть двадцать четыре часа в сутки обнимать меня. Но сейчас вся моя кожа полыхает.
– Даже я не знала об этом, Лиам. – Тон Аннабель становится более резким. Что совсем неприсуще ей.
– Все в порядке. – Я кладу ладонь поверх руки Анны. – Я действительно много пропустила, но после окончания сезона, в конце осени, у меня будет много времени, чтобы все наверстать.
Это звучит ужасно, потому что еще столько времени. Сейчас только конец февраля.
– Ты останешься в Лондоне? – удивленно спрашивает Анна.
– Да, – киваю я, – и в перерывах между гонками буду тоже возвращаться по возможности.
Глаза Лима на секунду расширяются, но потом он берет все эмоции под контроль. Уверена, он бы предпочел, чтобы я находилась в самой дальней точке мира. Но этому не бывать.
– Боже, это отличные новости!
– Да, – соглашается Леви. – Можешь забрать эту квартиру себе навсегда.
– Я уже перевезла свой симулятор. Теперь его слишком сложно будет вытащить оттуда. Он еле прошел в проем. Рабочим пришлось снимать дверь, а потом ставить ее обратно. Но когда-нибудь я куплю себе другую квартиру, это…
– Живи там, сколько хочешь. Она твоя. Ты наша семья.
Я киваю, потому что мне не хватит всех слов, чтобы выразить свою благодарность за их постоянную заботу и беспокойство обо мне.
Оливия подбегает к Лиаму и забирается к нему на колени. Марк тоже требует его внимания и просится на руки. Он сажает детей на разные колени, пока те рассматривают его телефон и часы.
Когда Оливия открывает раскраску на телефоне Лиама и начинает выбирать цвета, Марк кричит:
– Красный! Красный!
– Ты научился выговаривать «р»! – искренне восторгаюсь и улыбаюсь я.
– Три месяца назад. Ты бы знала это, если бы чаще возвращалась домой и думала хоть о ком-нибудь, кроме себя, – резко вклинивается Лиам.
– Это не твое дело. – Я говорю смертельно спокойным тоном, однако теряю терпение. – Но можешь выписать себе какую-нибудь премию за наблюдательность.
– Не стоит. Ведь я не болею неизлечимым хроническим эгоизмом, как ты. – Он бросает эти слова так, как если бы говорил о том, что трава зеленая, а небо голубое. – Это наследственное? – Лиам грациозно разрезает стейк по всем канонам этикета, плавно погружая нож в мясо. – Кажется, твой отец страдает тем же.
Он испуганно замирает, но эти слова уже не удержать и не спрятать. Они бьют больно и сильно. Я отшатываюсь так, что ножки стула скрипят по полу. Лиам прав. Так чертовски прав, что я даже не могу на него злиться. Ведь такое ощущение, что мне всегда было плевать на то, что я могу обидеть других своей реакцией на их привязанность. Что острые слова, сказанные под влиянием неконтролируемых эмоций, могут ранить.
Я не защищала сестру, когда ее обижал папа.
Не навещала родителей. Вдруг у им тоже нужна моя помощь?