Финеас Финн - стр. 34

Миссис Банс была женщиной по-матерински добродушной; мужа она любила, но политику терпеть не могла. Как он ненавидел вышестоящих за то лишь, что те были вышестоящими, так она по той же причине испытывала к ним почтение. На людей беднее себя она смотрела свысока и считала обоснованным поводом для похвальбы то, что ее дети на обед всегда едят мясо. Она и правда заботилась о том, чтобы оно было на столе, пусть даже в самом малом количестве, так что и повод для гордости находился неизменно. Раз или два ей случалось переживать по-настоящему тяжелые времена – например, когда заболел ее муж, да и, скажем по правде, в тот раз, когда Финеас не платил по счетам, особенно в последние три месяца. Но она встречала невзгоды храбро и могла положа руку на сердце поклясться, что и тогда ее дети без мяса не оставались, хотя сама она, случалось, обходилась без него по нескольку дней кряду. В такие моменты она была сверх обыкновенного любезна с мистером Марджином и особенно учтива со старой леди, квартировавшей в гостиной на втором этаже (Финеас жил двумя пролетами выше). В оправдание своего подобострастия она говорила, что неизвестно, когда ей может понадобиться помощь. Супруг ее, однако, в чрезвычайных обстоятельствах становился воинствен и заявлял, что рабочее движение идет к своей погибели и что необходимо немедленно предпринять самые решительные меры. Шиллинг, который Банс еженедельно платил профессиональному союзу, его жена считала потраченным впустую – совершенно так же, как если бы муж каждый раз выбрасывал его в Темзу. Об этом она повторяла ему снова и снова, самым жалостным образом напоминая о восьмерых детях, которым нужно мясо. Из раза в раз муж пытался объяснить ей, что другого способа защитить трудового человека не существует; но выходило до того отчаянно и неубедительно, что она привыкла считать еженедельный шиллинг проявлением безумия со стороны человека, в остальном здравомыслящего.

Как всякая женщина, миссис Банс питала инстинктивную склонность к видным мужчинам – и весьма привязалась к Финеасу Финну, потому что он был хорош собой. Теперь, когда он стал депутатом парламента, она им очень гордилась. Она слышала от мужа (который говорил об этом с большим негодованием), что в парламенте заседают сыновья герцогов и графов, и ей нравилось думать, что пригожий юноша, с которым она перекидывалась словом почти каждый день, пребывает в обществе молодых аристократов. Даже когда Финеас и правда доставил ей неприятности, задолжав тридцать или сорок фунтов, она так и не смогла рассердиться на него всерьез: ведь он был красив и ужинал с лордами. К тому же в итоге весь долг был выплачен разом, а значит, права оказалась она, а вовсе не муж, который желал быть куда суровее с их аристократичным должником.

– Уж не знаю, надо ли за него держаться, – сказал Банс, обсуждая с женой возможный отъезд жильца.

– Сдается мне, Джейкоб, ты совсем не ценишь общество уважаемых людей, – возразила та.

– По мне, уважаемые люди – это те, кто зарабатывает себе на хлеб. А мистеру Финну, насколько я могу судить, до этого еще очень далеко.

Финеас зашел к себе на квартиру, прежде чем отправиться в клуб, и подтвердил миссис Банс, что его решение относительно комнат в ее доме вполне твердо.

– Если вы согласны, то я, полагаю, останусь здесь на всю первую сессию.