Философские притчи и мысли о важном - стр. 51

Выключив душ, вытерся полотенцем, прошёл на кухню, где начал готовить яичницу. Помешивая склизкую жидкость, он мысленно трогал эти сумки. Вытаскивал упакованные пачки и приносил их жене. Представлял, как она плачет, а потом смеётся. «Будет смеяться, когда всё получится. Простит и поймёт. А он наконец-то принесёт пользу своей семье».

Потому что за эти годы он себя почти возненавидел. Свою неприспособленность к законопослушной жизни вне романтики. Он мог воровать и так приносить деньги. «Остановись, – включился внутренний страж. – Подумай о том, что ты потеряешь, если что-то пойдёт не так. Ты всю жизнь думал, что всё всегда будет получаться. Все твои подельники мотают срок или вышли, отсидев не по году. Ты тоже хочешь целовать фотографии детей, сидя на нарах?»

Взгляд вернулся на сковородку с колбасой и яйцами. Он обожал своих детей. Всё готов был для них сделать. И отсутствие возможности это всё дать от себя, от своих рук вызывало злость. Чувство никчёмности своей личности парализовало желание двигаться и развиваться. Но он не сдавался. Упорно шёл и верил, что всё получится. И вот свет в конце туннеля. Он впервые поверил, что на деревяшках можно выплыть. Наполнить паруса своей лодки попутным ветром и обрести уверенность в себе. Но как же были нужны деньги. Именно сейчас.

Или, может, он придумывает, что они очень нужны, чтобы использовать шанс подельника? Может, обманывает себя, ища повод, чтобы сделать шаг назад, туда, откуда так долго и упорно шёл к этому свету в конце бесконечной чёрной трубы?

От думок разболелась голова. В этот момент на кухню вошёл дед Митяй. Отец его матери. Старый, высушенный, как сухофрукт, старик, с вечной цигаркой в зубах.

– Здарова, дед Митяй. Будешь яичницу?

– Здарова, Бориску.

Дед всю жизнь коверкал его имя на последнюю букву. Потому что имя ему не нравилось, и дочери он так и сказал, когда она сына назвала, что именовать его будет на свой манер. Так и случилось.

– Буду твою яичницу. Если ты её не сжёг. Ты чего такой смурной? Я уж минут пять как стою за тобой наблюдаю, а ты даже на слышал, как я пришёл.

– А, да нет. Просто мыслей много.

– Мысли – это зря. Шёл бы ты лучше в огороде поработал, чего думать зря, яичницу портишь, бездельем занимаешься.

Борис повернулся и посмотрел на своего деда. «Прямо ведь под руку говорит. Всё с гуся вода. Совсем о своих словах не думает».

– Садись. Ешь.

Дед прошаркал к столу, отрезал ломоть хлеба.

– Давай не томи. Выкладывай как на духу, что стряслось. Уж родная кровь всегда чует, что наперекосяк всё в душе у тебя. Аль думаешь, раз я старый, так и не вижу, что взорваться готов.

Борис нахмурился. Дед, несмотря на своё брюзжание, был старым и опытным волком. Возможно, рассказать ему о своих мысленных сомнениях было не самым плохим вариантом.

– У тебя бывало так, дед, что делаешь, делаешь что-то, а толку нет? Словно весь мир против тебя. Как будто о стенку бьёшься, а прохода всё нет и нет. Я уже несколько лет в таком состоянии. И мне кажется, что сейчас появился шанс всё изменить. И одновременно с ним возник ещё более заманчивый шанс, и я разрываюсь. Не знаю, что делать. Сказав как на духу о своих терзаниях, он замолчал, прислушиваясь к себе и ожидая реакцию деда.

Тот поводил вилкой по тарелке, словно гадал на кофейной гуще.