Философия футуриста. Романы и заумные драмы - стр. 23
Уже частые к ней зобатые дети ей не казались чуждыми и она не подсмеивалась над ними. Только, беседуя о Лаврентии, выпытывая у них об его жизни (хотя толком ничего они о причинах его пришествия сообщить не могли), Ивлита замечала, что изо дня в день преображается мир, что меняется ее зрение и слух и чутье, начинает она улавливать и постигать явленья, о которых ей издавна толковали зобатые и существование коих явлений она по грубости отрицала.
Началось с того, что по ночам стала Ивлита различать в лесу не только лиственный шум, скрип деревьев и оханье филинов, а и голоса, которые, будучи неясными, неразборчивыми якобы и на голос человека вовсе не похожими, были вполне понятны, и без ошибки можно было сказать, что переживает виновник того или другого. Потом стала она слышать как падает снег, еле внятный шорох снежинок прояснился, и вот оказалось, что это не шорох только, а и особенная речь. Так постепенно сделался доступным тот пресловутый голос природы, о котором осведомляли Ивлиту столько раз. Очевидно, что у всех вещей есть язык и что язык этот существует не для обмена мнениями и мыслями наподобие человеческого, а истекает, отражая ум вещей, как вытекает песня, лишенная слов. Ивлита распахивала окно, глядела на снег, более не давивший, прислушивалась и заливалась. На другом конце кретины вылезали и пели. И Ивлита превосходно понимала теперь, почему дочь зобатого подражает им. В их бессмысленной речи было столько важного, далекого житейских мелочей содержанья, как в говоре леса…
Став слышать, Ивлита и прозрела. Она видела уже, что деревья – не деревья, а души, прошедшие земной путь в образе человека и теперь проходящие в облике деревьев. Оказывается, наступают деревья, перемещаются утесы, волнуется снежная пелена. Видела также Ивлита: из лесу выходят души барсов, волков и ланей, мирно прогуливаясь вместе и навещая кретинов, и ангелы низлетают со снеговых вершин; и, нисколько о людях не заботясь, живут все они, но не своей жизнью, а смертью, своей свободой от пустого человеческого житья, которым Ивлита была одержима до этих пор. И хотелось Ивлите, умерев, также жить своей смертью…
Лаврентий долго просидел в деревушке, не зная ничего об Ивлите. Снег и то, что зобатые продолжали считать Лаврентия за чужого и не обмолвились ни разу, перечисляя достопримечательности их отечества, и были причиной отсрочки заурядных весьма событий. Правда, дом бывшего лесничего привлекал внимание затейливой своей постройкой, а голос девушки окутывал по вечерам котловину. Но Лаврентий был слишком в хлопотах, чтобы увлечься кружевами или женским пением. Приходилось отправляться то в глубь гор, то, напротив, пробираться тайком в долины, посещать деревни, выслеживать, знакомиться. Подчас отсутствовать приходилось неделями, и Ивлита, не отходя от окон, изнемогала от скуки и ожиданий. Обычно с Лаврентием приходили некие чуждестранцы: шайка увеличивалась. В деревнях появились приверженцы, сторонники, слуги. Влияние Лаврентия крепло. Чтобы вернуть себе гражданские права и приобресть еще многие новые, уже исключительные, отдающие во власть Лаврентия тела и души не только зобатых, но и целой страны, Лаврентию недоставало одного – слова. Надо было себя властелином объявить, и только, а потом можно было уже явиться и на лесопилку, и в кабаки, где никто не посмеет следить, выдавать или сопротивляться.