Филипп. Я (не) умею любить - стр. 32
Возвращается. Садится за стол. Беру один шоколадный шарик, подношу к её губам, веду по ним. Смущается. А меня кроет от передоза её эмоциями. Какая наркота? У меня теперь только один наркотик — Кравцова.
— Открой ротик, — давлю глазированной ягодой на её губки. — Это вкусно.
Открывает. Вишневый шарик проваливается к ней в ротик вместе с моим пальцем. Лиска машинально забирает ягоду языком, касается им подушечки пальца.
— Черт... — со стоном вытаскиваю его. Меня потряхивает от перевозбуждения. — Посидишь тут пару минут одна?
Кивает.
Бегом сваливаю в сортир, задевая по дороге какой-то фикус. Закрываюсь в кабинке, упираюсь ладонями в дверь.
Вдох. Выдох. Вдох, мать его! Заставляю себя дышать.
Меня сводит от желания. Должно отпустить. Нельзя играть в такие игры с хорошими девочками, когда ты на голодном пайке.
Плавно отпускает. Точно, блядь, без тормозов! Бесит! Не хочу, чтобы отец был прав. Ненавижу его за это заранее.
Выхожу из кабинки. На стене красноречиво висит значок «Do not smoke». Заебись!
Умываюсь холодной водой, полощу рот. Зубы начинает выламывать. Отрезвляет.
Возвращаюсь к Лисенку. Она лопает шоколадную вишню, пачкая и облизывая пальцы. Поднимает на меня взгляд. Тону в нем, иду к ней.
— Двигайся, — киваю на соседний стул.
Переставляем посуду, кофе. Сажусь теперь не напротив неё, а рядом. Разворачиваюсь спиной к залу, закрывая Лису от всех.
— Теперь я очень внимательно тебя слушаю.
— У нас что-то случилось, и это каким-то образом связано со мной. Мама плачет. Отец злой и нервный. А мне никто ничего не объясняет! Отец все ещё считает меня ребёнком, — тянется к чёрной пиалке за ягодами, а там пусто. С сожалением опускает плечи.
Делаю знак официанту. Заказываю для неё ещё вишни и лавандовый холодный чай. Она любит, я знаю.
Официант уходит выполнять заказ. Мы продолжаем разговор.
— Я подслушала их разговор с твоим отцом. Дядя Дима… — Режет слух. — Сильно ругался на отца. Говорил, что папа должен был давно мне все рассказать. А что это «всё», я не знаю. Но если плачет мама, значит, что-то серьёзное.
С немым вопросом в голубых глазах смотрит на меня. А я тоже ни хрена не знаю. Отец не сказал.
— Пей вкусняшку, — двигаю к ней чай и вишню. — Протест был на то, что тебя считают ребёнком? — улыбаюсь.
Стягиваю с пиалы одну вишню, закидываю в рот. Шоколадный шар лопается на языке, сначала взрывая вкусовые рецепторы сладостью, а потом окатывает вишневой кислинкой. Вкусно!
— Решила, что перевоплотишься в училку, и папа сразу заметит, что ты выросла?
— Я не знаю, как до него достучаться, — вздыхает она.
— Ну тут, как ты понимаешь, я хреновый советчик. Так ты поедешь завтра со мной смотреть квартиру? — переключаю ее. — Если что-то подберём, можно сразу там остаться.
— Фил! — пинает меня в ногу.
— Я не буду приставать, — двигаюсь ближе. — Если только украду ещё один поцелуй, — стираю большим пальцем капельку вишнёвого сока с её губ. Подношу к своим, слизываю. — Почему ты не ответила, Лис? Тебе не понравилось? Я дебил и что-то не так считал?
Молчит. Вот чего она опять молчит?!
— Лис! — рычу на неё, хлопаю ладонью по столу. Он вздрагивает, звенит посудой.
— Мне просто надо привыкнуть, — гладит меня по напряжённой руке, — что с другом детства теперь можно целоваться.
— Тебе со мной можно все. Но пока ограничимся поцелуями.