Филарет – патриарх Московский. Часть 2 - стр. 28
Попытки Попаданца внести в распорядок дня стрельцов нововведения, типа «хождения в ногу» и иные, наткнулись на непонимание командиров, занимающихся в Москве чем угодно, но не работой с личным составом. «Личный состав» стрелецкой «лучшей тысячи» тоже занимался всем, чем придётся, но не службой. Большинство «воинов» организовались в производственные артели и подвизались на строительных подрядах, или на доставке в столицу строительных материалов: леса, глины, камня. Посмотрев на царившее в армии всеобщее разгильдяйство, Попаданец реально оценил свои возможности и тоже занялся «своими делами».
Он купил в «Гостином дворе» несколько рядом стоящих складов и организовал «контору», мысленно обозвав её «Рога и копыта». «Контора» не имела отношение к рогатым и копытным животным. Просто Попаданцу слово «контора», сказанное Гольштейном, напомнило его любимое произведение «Золотой телёнок».
Контора, по словам того же Гольштейна, это то место, где менялы считают свои и чужие деньги. «Немцам»-лютеранам заниматься обменом «валюты» в центре Москвы запрещалось и Гольштейн преследовал понятную для Попаданца цель – расширение прибыльного бизнеса.
Однако Фёдор, мысля «глубже и ширше», высказал предложение заняться реальной торговлей, подключив известные ему Александровские торговые фамилии. Гольштейн пожал плечами и сказал: «Почему бы и нет? Одно другому не мешает». Родственники Даньки, Кузьки, Тишки и Максимки, узнав, что капиталовложений в сей «бизнес» от них не потребуется, поддержали идею странного боярина, пообещав прислать в Москву своих представителей уже к январю месяцу.
Сейчас «контора» представляла собой несколько, соединённых дверьми и лестницами, помещений, расположенных на втором и третьем этажах, причём входы в некоторые из них были так умело скрыты переходами и фальшивыми стенами, что сосчитать их реальное количество и понять структуру конторы было проблематично. Самое интересное, что сильно перестраивать выкупленные помещения не пришлось.
Гостевой двор представлял собой поставленные вплотную кирпичные разноэтажные здания. Некоторые из них достигали даже пяти этажей. Фёдор выкупил три из них, записав на разные вымышленные фамилии. В искусстве подделки существующих в это время документов Попаданец имел практику ещё в своём времени, а сейчас лишь реализовывал навыки на практике.
Дело в том, что, как химик-любитель и «реставратор старины», Трубецкой незаметно для себя погрузился в изучение составов не только пороха, но и чернил и способов написания всевозможных текстов. Ему вообще нравилось древнее витиеватое письмо, причём, как русское, так и германское. А вот в рисовании иероглифов состояния «дзэн» он не испытывал.
В нынешнем теле Попаданец развил своё письмо до совершенства, благо, что его молодому телу и заниматься-то было нечем до пятилетнего возраста, кроме рисования и письма на дощечках. Причём краску он добывал из произрастающих на усадьбе растений, и гусей на птичьем дворе усадьбы было предостаточно. Мамки, глядючи на тихого Федюню, целыми днями разрисовывающего вензелями и буквицами дощечки, не нарадовались.
Естественно, в качестве образцов документов Трубецкой использовал архивные источники, а тексты переписывал неоднократно, поэтому выписал себе купеческие свидетельства на «купеческих братьев», реально существующие в книгах выдачи промысловых и купеческих свидетельств Твери, Новгорода и Рязани. Они отличались по манере написания и потому, в своё время, стали объектом пристального изучения Трубецкого.