Филарет – патриарх Московский. Часть 2 - стр. 25
Иван Васильевич залился краской.
– А что не так? Мужицкого он рода. Скотиной торговал, а туда же – коро-о-оль.
– Понимаешь, государь, глумление – это гордыня, а гордыня – грех, а грех повторённый умышленно и многократно – прямой путь в гиену огненную. Да и мы ведь говорим не о твоей выгоде, а о выгоде государства. А какая выгода государству от того, что ты оскорбляешь властителей других стран и обзываешь их «жёлтыми земляными червями».
– Не обзывал я их червями, – насупился Иван Васильевич. – Но и им нечего передо мной нос задирать.
Фёдор растёр отошедшее от мороза и покрасневшее в тепле лицо.
– Кто послом в Швецию ездит? – спросил Попаданец.
– Какой посол? От меня? – удивился царь. – Никто. От Новгородского наместника бояре ездят. От шведского короля посольства мы в Москве не принимаем. Невмочно…
Царь снова покраснел.
– Надо идти с ними на сближение, великий государь. Шведов сейчас никто не любит, даже поляки, хотя у них король тоже выборный. Даны, – так как Швеция отделилась от неё, ты – не считаешь их за ровню. Даже родной брат Юхан свою политику продвигает, стараясь перехватить торговлю с тобой, государь. Они все хотят торговать с тобой и за это дерутся друг с другом.
– Так пусть все и торгуют. У нас товара на всех хватит, – разулыбался Иван Васильевич.
– Жадные они. Нужно устроить каждому по торговому порту. Ревель для шведов, Нарова для ганзы и Выборг для финов. Полоцк возьмём, будет выход к морю по реке Двине к Риге для поляков. Архангельск есть, как альтернативный путь для англичан и голландцев… Достаточно ведь для торговли.
– Не знаю, как можно с мужиком за одним столом сидеть? – задумчиво произнёс царь.
– Ты о короле шведском? А что тут такого? Между прочим, отец Густава Васы Эрик Йоханссон – шведский дворянин из знатного рода. А дед его Кнуд Тордссон Бунде, был двоюродным братом отца шведского короля Карла VIII Кнутссона Бунде, между прочим. В отличие от меня, – Попаданец вздохнул, – царей в родстве не имеющего, а царём ставшим, ибо все родовитые продадутся кто полякам, кто англичанам, кто османам, а кто татарам. Вот и думай, кто для государства лучше: родовитый предатель, или безродный патриот.
Иван Васильевич нахмурился.
– Не знаю я какой ты патриот… Кстати, что это означает? От Греческого «патриос»? Отеческий?
Попаданец грустно кивнул.
– Патриот… Хорошее слово. Так вот, вижу, что за отечество ты болеешь, больше, чем за свой живот. Мог ведь и сбежать. Нашли бы конечно, но не сразу.
Фёдор вынул из-за пазухи седой парик с бородой на верёвке, ловко надел на голову, расправил на лице и превратился в согнутого жизнью старичка. Он проковылял, прихрамывая на одну ногу и вроде как опираясь на невидимую палку.
Царь «ахнул», удивившись, рассмеялся, скривился от боли, захлопал в ладоши.
– Ах, шельмец! Ах, шельмец! Я ведь знал! Не зря ты про шпигунов английских говорил, в горбунов наряжающихся. И сам так можешь! Ах, шельмец!
– Говорил же, «хотел бы уйти – ушёл», да в твои руки отдался, ибо твоя жизнь и жизнь твоих детей мне дороже своей.
Иван Васильевич нахмурился, задумался. Потом сказал:
– Думать буду над твоими словами. А ты иди пиши свои предложения. Что это? – спросил царь, увидев, что Фёдор что-то достаёт из сумки.
– Это – спиритус простой. Ты его в любой взвар добавляй по чуть-чуть. А это спиритус чесночный12. Его тоже пить надо, но три раза в день. Можно тоже взваром разбавлять.