Филарет – патриарх Московский. Часть 2 - стр. 20

– Мой род сам поднялся! – возвысил голос Захарьин. – Отцы и пращуры наши делами своими род поднимали и царям служили. Всегда рядом были.

– Ага! Новгород ограбили! Скольких знатных людей загубили! Крамолу они выжигали! Тьфу! Мошну набивали!

Горбатый плюнул.

– Знаешь, что, – вдруг сказал Захарьин. – А попрошу ка я Фёдора за то, чтобы он на тебя царю пожаловался, что, дескать, ослушался ты его, не поехал в Ругодив, и крамольные речи супротив царя ведёшь.

Князь сел на лавку, раскрыл рот и попытался вздохнуть, но как рыба, не имеющая лёгких, только шевелил губами. Его мощное тело задёргалось от спазм, глаза закатились, и князь Горбатый повалился на бок.

– Эй! Эй! Кто там! – крикнул зять, вскакивая из-за стола.

На шум вбежали слуги и засуетились вокруг хозяина. Захарьин ни во что не вмешивался. Он, грешным делом, подумал, что если сейчас тесть загнётся, то часть имущества и земель отойдут дочери, то бишь, его жене. Тесть не редко говорил об этом на разных пьянках-гулянках. В своих дочерях тесть души не чаял. Однако суета слуг увенчалась успехом и Александр Борисович вдруг резко вдохнул, захрипел и продолжил дышать глубоко и громко. Его посадили, привалив спиной к стенке. Князь долго смотрел на Захарьина, молча восстанавливая дыхание, потом неожиданно сказал, как каркнул: «Дурак!».

Никита Романович вздрогнул.

Только через несколько десятков вздохов и выдохов тесть снова смог говорить.

– Пошёл вон, – сказал Александр Борисович Горбатый еле слышно. – И чтобы ноги твоей в моём доме не было.

Захарьин послушно и с облегчением вышел из княжеской трапезной, мысленно трижды прочитал короткую «Иисусову молитву», и, выйдя на присыпанное мелким, продолжавшим падать снегом крыльцо, трижды перекрестился, глядя на тускло просвечивающее сквозь мутное небо солнце.

– Ну и слава Богу, – сказал он, садясь в седло своего аргамака. – Не лёг грех на душу.

Он ударил коня под бока пятками и выскочил за ворота княжеской усадьбы.

* * *

– Ну и где ты был? – обиженно спросил государь. – Хотел сбежать?

– Хотел бы сбежать, сбежал, – сказал попаданец, вспомнив фильм «Брат». – Чего кричишь, как резаный?

– Ха! Так я и есть «резаный»! И тобой, между прочим, как ты любишь говорить, Федюня!

Тон Ивана Васильевича был издевательским.

– Сам виноват! Нечего палками махать. Как самочувствие?

– Болит, – сморщил лицо государь.

– Будет болеть, – кивнул головой Фёдор. – Я тебе могу иголки поставить, но эти точки ещё и на другие органы влияют. Можно навредить. Может потерпишь?

Иван Васильевич снова поморщился и махнул рукой.

– Потерплю. Впервой раз что ли в тело железом тыкают?

– Да! Всё хотел тебя спросить, про твои шрамы на спине и на животе. Откуда они?

Попаданец знал историю этих отметин, но ему нужен был переход на нужную ему тему.

– Ну, как? Я же воевал!

Попаданец удивился.

– И что, тебя не кому было прикрыть?

Царь хмыкнул.

– И прикрывали. Ежели б не прикрывали, быть бы мне убитому трижды. Два раза Горбатый Александр Борисович спасал, один раз твой отец. У стен Казанских. За три похода, три раны.

– Горбатый, это которого ты в Ругодив сплавил? – спросил Попаданец – Который типа «дед» мой?

– Его, – вздохнул государь.

– И за что ты его выпер из Москвы?

Царь посмотрел на Фёдора, поморщился и снова вздохнул. Попаданец тоже смотрел на него, но с ожиданием.