Фиктивная невеста генерального - стр. 17
Выбегаем на улицу. Костя, прикрывая меня, оглядывается по сторонам. Клуб стоит на набережной, место открытое. Я толкаю его плечом:
– Да погнали уже!
– Давай на моей! – Костик щёлкает брелоком, и его бронированный джип воинственно вспыхивает фарами. – Потом твою осмотрим и заберём.
– Чего её осматривать?
– А если бомба? Садись назад.
– Ты же знаешь, я не люблю…
– Дружище! Не мешай мне работать.
Неохотно забираюсь назад. Мозг не принимает случившееся.
– Ты сгущаешь краски. Мать со своими заправками и магазинами, как кость в горле многим. А я – строитель, инвестор. С меня одна польза, – набираю номер маминого телохранителя.
– Клим, что там?
– Хреново всё. Егор, я… – голос Клима звучит глухо.
– Я знаю, что ты прикрыл мать.
– Я не прощу себе, если Лена… Елена Сергеевна… Язык не поворачивается.
– Вот и не поворачивай. Водитель её с вами был?
– Да. Но он уже за рулём сидел. Мы с Еленой Сергеевной к машине шли, когда шмалять начали… Меня не пускают в реанимацию… Ты скоро?
– Лечу.
Сбросив звонок, убираю мобильник. Пальцы сжимаются в кулаки. За мать порву. Надо только выяснить кого.
В больнице врываюсь в кабинет главврача:
– Адам Самуилыч!
– Егор, дорогой, – убелённый сединами доктор поднимается из-за стола, снимает с вешалки халат и протягивает мне, – пойдём скорее.
Адам Самуилович, несмотря на преклонный возраст, резво носится по коридорам больницы. Здесь стерильны даже стены. Говорят, он специально во время ремонта дал распоряжение облицевать их белым кафелем. Приходя на работу, Адам Самуилович проводит рукавом белоснежной рубашки по стене. И горе санитарам, если рубашка изменит цвет.
Клим, увидев меня, выдыхает с облегчением. Хватает за плечо.
– Узнай, как она…
Меня удивляет его горячность. Я замечал, что он неровно дышит к моей матери, но, похоже, всё гораздо серьёзнее. Мама в свои пятьдесят пять выглядит на тридцать. Не без помощи хирургов, конечно.
Адам Самуилович перехватывает мой взгляд и загадочно улыбается. Но амурные дела матери не моё дело. Она вырастила меня без отца, за что ей мои любовь и уважение. Главврач проводит меня к матери и, глянув на показания приборов, что-то тихо говорит сидящей рядом с кроватью медсестре. Они вместе уходят.
Растерянно смотрю на мать, и слёзы наворачиваются. Лицо белее мела, уголки побледневших губ опущены, руки безжизненно лежат вдоль тела. Из носа, рта и груди торчат трубки: диковинные приборы пищат и выдают на табло непонятные кривые.
Мама всегда оставалась для меня загадкой. С отцом они никогда не были женаты. Пересеклись по бизнесу в смутные времена развала СССР, переспали, и родился я. Так грешно и банально мне дали жизнь. У отца бизнес по всей стране. Сам он живёт в Москве. Узнав о моём существовании, он настоял, чтобы мать дала мне его отчество. Теперь я понимаю, что ей это было не очень-то надо. Наличие отца подразумевает бюрократические проволочки. Но он, будучи уже женат, не отказался от меня. Помогал. А когда я учился в Москве, мы часто виделись. Бизнес мы с ним ведём в одном направлении. Я благодарен матери, что она не вычеркнула отца из моей жизни. Это ещё раз подтверждает, что она женщина мудрая.
Сажусь возле её постели, беру руку. Вздрагиваю – словно снежок взял. Согреваю её пальцы дыханием.
– Мама, пожалуйста, живи! – Остаётся лишь молиться и ждать.