Фиалковое сердце Питбуля - стр. 52

– Домашнее если, то чего не есть-то?

– Не спорю, но не в таких количествах.

– Да пару месяцев так поедите, привыкнете, – Глок, гоготнув, заводит двигатель и взглядом провожает чету Симоновых, вышедших из подъезда. – А в общем как?

– Батя грозился вывезти в лес и прикопать, мать закармливала, как в последний раз.

– Ну, значит, нормально.

– Нормально, Глок, но в следующий раз пойдешь со мной.

– Не вопрос, босс. Я домашнее уважаю. Домой?

– Поехали. Только не гони.

Если можно сгореть со стыда, то я сгорела. Хватило одной секунды, чтобы уши вспыхнули огнем от того, что Назар увидел мое белье в ванной. Не мог не увидеть. Глупая надежда, что трусики на верёвке остались незамеченными им, истаяла сразу, как в поле зрения попали мои белые плавки с розовыми рюшечками – нелепее и смешнее сложно представить, но рядом с ними сушились и другие, и лифчики, и пижама с лисичками. Я выскочила из ванной, не зная куда себя деть и как открутить время хотя бы на пять минут назад, чтобы догадаться задернуть штору или снять и спрятать белье в ту же стиралку. А все мама со своими распросами. Заговорила, заболтала, из головы и вылетело. Господи, ну вот почему они не предупредили, что приедут?

– Стрекозка, я что-то тебя совсем не узнаю. Может, мы с папой что не так спросили? Так ты пойми, нам же интересно с кем ты встречаешься.

– Мамуль, – простонала я, уже не отрицая маминого «встречаетесь» – бесполезно. Не услышала ни с первого раза, ни с сотого.

– Ой, с тобой каши сегодня не сваришь, – махнула она ладонью, обнимая меня. – Интересный мальчик этот твой Назар, не переживай. Мне он понравился, да и папе вроде тоже. Вась, как тебе?

– Посмотрим, Галь, – подмигнул мне папа и заторопил маму. – Давай, мать, время не тяни. Нам ещё до дому ехать.

– Все-все-все! Одеваюсь я уже, одеваюсь, не рычи только, – засуетилась мама. Накинула куртку, поправила волосы и, чмокнув меня и Маньку, выскочила на площадку.

И стоило только ей оказаться за дверями, папа тут же сунул мне в ладонь несколько сложенных купюр.

– Мамке только не говори, – прошептал он, – Подхалтурил тут малехо.

– Пап, забери! У меня есть, – я попыталась вернуть деньги обратно, но папа только рассмеялся:

– Эвка, не смеши. Есть у нее. Знаю я вашу стипендию. В холодильник смотреть страшно – мышам веситься не на чем. Бери, говорю, тебе они лишними не будут. Куртешку купишь новую или чего там надо. Да хоть в том же кафе посидите. Да Мань? – подмигнул Маньке, жующей толстенный бутерброд в четыре этажа, торопливо чмокнул меня в лоб и пошел догонять маму.

А я так и осталась стоять у дверей, держа в ладони деньги, о которых не стоило рассказывать маме, которая ещё на кухне ровно так же, втихушку, сунула мне «да тут премию небольшую выписали» и сказала не говорить об этом отцу. Посмотрела на довольную моську Маньки, больше похожую на вечно голодного хомяка, перевела взгляд на вешалку и ойкнула. Внизу, на полочке, где стояли сумки, поверх моей лежал видимо сползший с крючка шелковый шарф Назара. Я сперва подхватила его и дернулась в тапочках вернуть оставленную вещь, потом кинулась на кухню посмотреть в окно уехал он или нет, дальше пролетела обратно в коридор за телефоном и, вытащив его из сумки, выругалась – мобильный не подавал признаков жизни, разрядившись как обычно в самое неподходящее время.