Фиалковое сердце Питбуля - стр. 48
«Задние колеса ушли в арку – трое? Плюс водила и справа от него. Пятеро. Если вылезать начнут синхронно, правых положит Глок. Эвридику толкну в кусты, туда же бросить сумки, – мысли завертелись, просчитывая худший вариант, но даже в нем был неплохой шанс вывернуть все в свою сторону. – Потанцуем!»
И только стоило мне потянуться к запястью левой руки, чтобы расстегнуть клипсу лямки удерживающей рукоять стилета, Эвридика увидела эту машину и рванула к ней со счастливым выражением на лице.
– Эвридика!
Время замедлилось, сгустилось до состояния киселя, а я, наоборот, ускорился. Сумка с пакетом выскользнули из ладони, освобождая ее для стилета, мягко шлепнулись где-то за спиной. Шаг вперёд и влево, закрывая Эвридику от возможной пули сзади, правая ладонь летит вперёд, чтобы рвануть за куртку и застывает, едва коснувшись ткани.
– Мама! Папа! – растянутое и счастливое.
Мама? Родители!? Мозг, лихорадочно переварив новую информацию, толкает тело уже вправо, перекрывая собой сектор, в котором открывается пассажирская дверь «Четверки», а рука взлетает вверх, семафоря Глоку «отбой!». Ни хрена не смешная ситуация, вывернулась в одну секунду в черную комедию – положили бы сейчас двух самых близких людей Эвридики, приняв их за опасность…
– Эвочка! Моя стрекозка!
– Папуля! Мамуль! А вы чего не позвонили?
«Да! Какого хрена без предупреждения!?» – рычу про себя, пряча нож обратно в рукав и возвращаясь за брошенной сумкой, а сам чуть не ржу, посмотрев в темноту арки. Устроили бы сейчас пострелушки…
– Твой ухажёр что ли?
– Пап!
Эвридика вспыхнула, заливаясь румянцем, а ее отец, хмыкнув и оглядев меня с ног до головы, протянул ладонь:
– Василий Палыч.
– Назар, – отвечаю на крепкое рукопожатие и киваю его супруге. – Добрый вечер.
– Галина Никитична, – представилась женщина, полная противоположность дочери по фигуре.
– Очень приятно, Галина Никитична.
Мама Эвридики тоже пробежалась по мне оценивающим взглядом и улыбнулась, увидев сумку дочери в моих руках:
– Ой, Эвушка, а ты бы хоть предупредила, что мальчик тебя встречает, мы бы тогда позвонили и попозже заехали.
– Мама!
Эвридика, пунцовая до нельзя, с мольбой посмотрела на мать и вскрикнула, когда ее отец раскрыл багажник и, достав из него мешок с картошкой, закинул его мне на плечо:
– Папа!
– А что папа? Мешок картошки он не поднимет что ли? Нормальный парень, не то что эта ваша немощь балетная.
– Он же грязный!
– Тю! Нашла из-за чего панику наводить. Отряхнем. Или простирнешь. Давай, Назар, тащи уже. Неча баб слушать. Погодь, – отец Эвридики забрал у меня сумку, отдал ее жене, в освободившуюся руку всучил авоську полную яблок, а сам, крякнув, выволок ещё один мешок, уже с капустой, и сетку лука, взвалил на себя и кивнул в сторону подъезда. – Пошли. Эвуль, ты бы хоть двери открыла что ли. Там ещё огурцов с помидорами по коробке.
– Чего!? – протянула Эвридика и заторопилась, обгоняя нас. Выронила связку ключей и чуть не плача посмотрела на меня, когда я протиснулся в подъезд и, ширкнув рукавом по стене, пропустил ее вперёд.
– Того! У мамки ревизия завтра, весь сад на ушах ходит. Хорошо я выходной. Григорьевна воем воет, заберите, говорит Христа ради, кто что может. Мать меня пол дня туда-сюда гоняет, гуманитарку распихивает. Вам вот с Манькой привезли, все ж самим не съесть, а вы хоть тратиться не будете и отъедитесь немного. Тощие обе, как… Давай, Назар, бросай пока тут, потом уже пристроим куда-нибудь.