Фиалковое сердце Питбуля - стр. 4
– Пошли! – сгребаю сумку и девчонку в охапку, пока не успела понять, что именно сейчас произошло, волочу к машине, больше неся, чем позволяя идти самой, и вталкиваю на заднее сиденье, скидывая туда же свою куртку. – Прикройся и пристегнись! Глок! Гильзы?
– В кармане, босс.
– Камеры, свидетели?
– Чисто.
– Адрес! – рявкаю, разворачиваясь к девчушке, забившейся в дальний угол сиденья.
– Ма… Ма…
– Ну!
– Машинистов, – еле шевеля дрожащими губами выдыхает она.
– Конкретнее!
– Семь.
– Глок, ты слышал.
Он трогает машину максимально плавно, чтобы не оставить на асфальте следов покрышек, ввинчивается в поток, идущий на север – в противоположную от Машинистов сторону, и, попетляв по перекресткам с камерами на нормальной скорости, разворачивается.
Всхлип. Короткий, будто испугавшийся сам себя, звук, и дальше новый. Застывший в горле, увидев мое движение к центральным подстаканникам. Я поворачиваюсь, протягивая открытую бутылку:
– Попей.
С опаской берет в руку, смотрит на этикетку и, прислонив к губам, давится, глотая воду, сквозь рвущуюся наружу истерику. С подбородка течет на куртку, с нее растекается по моей и сиденью, а по щекам ручьи беззвучных слез из перепуганных фиалковых глаз. Перхает, все таки подавившись, тянет и прижимает к груди сумку, переворачивая бутылку горлышком вниз, и дёргается, когда недопитая вода льется на неприкрытые коленки.
– Они. Успели? – спрашиваю вкрадчиво, медленно и шепотом, чтобы не пугать девчонку сильнее, чем она напугана сейчас.
– Не… не… не знаю, – оттягивает куртку ниже, закрывая ей ноги и остатки колготок, и, рвано выдохнув, мотает головой, ощупав ее, а потом плечи. – Н-н-нет.
– Уверена?
– Д-д-да.
– Куришь? Сигарету дать?
Снова отрицательное движение головой и сразу же за ним судорожный кивок. Подкуриваю – один черт в таком состоянии сама не сможет, и невольно улыбаюсь громкому кашлю и зеленеющему лицу после первой, действительно первой, затяжки – не курит.
– Отдай, – забираю сигарету, взамен протягивая жестянку мятных леденцов, без которых не выхожу из дома. – Попробуй. Любишь мятные конфеты?
Кивает. Тонкими пальцами берет две, слипшиеся, и сжимает в кулачок. На костяшках следы земли и царапины, но салфетки, лежащие в боковом кармашке двери, так и остаются лежать на своем месте – увидит, будет хуже. Сейчас лучше не давать мозгу возможности вернуться назад и покрутить в голове страшные картинки. Любой бред, забить им эфир по максимуму, выключить память, заполняя ее своими идиотским вопросами. И чем бредовее они будут, тем лучше. Только «Да» и «Нет». Никаких разговоров по душам или намеков на успокоить. «Морковку ешь? Хочешь пить? Любишь шоколад с изюмом…»
– Сама дойдешь? – спрашиваю, нажимая кнопку разблокировки замков, когда Глок останавливается у второго подъезда, и снова улыбаюсь уже двум вещам: не вздрогнула на резкий в тишине звук и уверенному кивку:
– Да.
– Поморгай светом с кухни, когда поднимешься и закроешь за собой дверь, чтобы я узнал, что ты дошла, и не переживал. Три раза. Договорились?
– Да.
Дергает ручку двери и пулей летит к подъезду, прижимая куртку, сумку и пустую бутылку. Ключи валятся из рук, потом сумка и куртка, прикрывавшая ноги…
– Сиди, в истерику сорвётся. Справится, – отметаю предложение Глока выйти и проводить девочку до квартиры.