Фиалковое сердце Питбуля - стр. 23
– Я ничего не перепутал.
– Да ладно!? Неужели ты ждёшь меня? Или, может, Аньку? Так я тебя разочарую, мы сегодня идём в клуб!
– Как в клуб? – опешил Вова, выпучив на меня глаза и окончательно превращаясь в сухопутную камбалу. – А сериал?
– Сериалы смотрят фригидные старушки, а мы сегодня планируем зажечь танцпол, да Симонова!? – Лора пихнула меня в бок и я поспешила кивнуть. – Вот! Видел!?
– А как же… – Вовка хлопнул ресницами, только окончание вопроса потонуло в радостном гомоне и осталось позади.
Увлекаемая девчонками, вовсю обсуждающими наряды, чтобы не пересечься или, наоборот, прийти всем в одинаковом, я выскочила на крыльцо и зацепила кого-то плечом.
– Простите, пожалуйста, – быстро произнесла извинения, ещё не повернув головы, и застыла, услышав:
– Ничего страшного, Эвридика.
Бух! Глухой удар в груди, а за ним, расползающийся по венам воздушными пузырьками шоколадного мусса, новый:
– Ты не ушиблась, Эвридика?
8. Назар
– Гроссова не трогай, Хан!
– Назар, это самый прибыльный клуб в городе…
– Я сказал не трогать!
Еще раз цежу, сквозь зубы, но уже касаясь пальцами правой руки рукава левой, и на это движение два амбала Хана, сидящие по обе стороны от своего босса подрываются, подскакивают на ноги и хватаются за стволы.
– Сели! – смотря не на них, а в глаза партнера, хриплю я.
Идиоты все равно не успеют. Мне хватит времени достать стилет и вонзить его в горло сидящего напротив мужчины, с которым деловая беседа медленно, но верно, зашла в тупик под названием «клуб «Feelings». Для него – тупик, для меня – запретное место. Единственное в городе, к которому запрещено приближаться на пушечный выстрел. Гроссов давно вышел из дел и ушел в легальный бизнес с головой, а отец, встав у руля после резни, развязанной бывшим партнером за убийство жены, принял единственно верное решение. Дань былой дружбе и показательный пример того, что и в криминале существует понятие чести. Худой мир всегда лучше хорошей войны, а Гроссов не остановился бы до тех пор, пока не вырезал всю верхушку под корень.
– Гроссов, его сын и их дела тебя не касаются, Хан. Это решение отца и оно не обсуждается никем. Ни мной, ни тобой. Никем. В городе достаточно клубов, чтобы ты пропустил один. Мы поняли друг друга?
Хан, выдержав мой взгляд, поднимает ладонь, щелкает пальцами и показывает своим недоумкам сесть. Тянется к кружке с чаем, но не пьет из нее, а, поднеся к носу и втянув терпкий аромат, отставляет обратно с едва заметным кивком и быстрым взглядом в сторону Глока, даже не шелохнувшегося на направленные на меня стволы. Как читал свою книгу, взятую мной для него у отца, так и не оторвал от нее головы.
– Не лучшее проявление своей работы. Могу посоветовать пару ребят. Получше, – Хан криво усмехается, на что я качаю головой в ответ:
– Глок.
Он откладывает книгу с нескрываемым сожалением и поднимает правую руку. Ту, которую все время держал под столом.
– Беру свои слова обратно, – Хан смеется, увидев снятый с предохранителя «Глок» с глушителем, накрученным на ствол. – И кто стал бы первым?
– Глок, удовлетвори любопытство.
– Левый.
– Почему? – Хан с интересом смотрит на своего быка, ничем не примечательного, и улыбается шире, услышав его краткую, но достаточно точную характеристику:
– Спецура. Правый держит свою пукалку на предохранителе.