Размер шрифта
-
+

Фиалковое сердце Питбуля - стр. 23

– Я ничего не перепутал.

– Да ладно!? Неужели ты ждёшь меня? Или, может, Аньку? Так я тебя разочарую, мы сегодня идём в клуб!

– Как в клуб? – опешил Вова, выпучив на меня глаза и окончательно превращаясь в сухопутную камбалу. – А сериал?

– Сериалы смотрят фригидные старушки, а мы сегодня планируем зажечь танцпол, да Симонова!? – Лора пихнула меня в бок и я поспешила кивнуть. – Вот! Видел!?

– А как же… – Вовка хлопнул ресницами, только окончание вопроса потонуло в радостном гомоне и осталось позади.

Увлекаемая девчонками, вовсю обсуждающими наряды, чтобы не пересечься или, наоборот, прийти всем в одинаковом, я выскочила на крыльцо и зацепила кого-то плечом.

– Простите, пожалуйста, – быстро произнесла извинения, ещё не повернув головы, и застыла, услышав:

– Ничего страшного, Эвридика.

Бух! Глухой удар в груди, а за ним, расползающийся по венам воздушными пузырьками шоколадного мусса, новый:

– Ты не ушиблась, Эвридика?

8. Назар

– Гроссова не трогай, Хан!

– Назар, это самый прибыльный клуб в городе…

– Я сказал не трогать!

Еще раз цежу, сквозь зубы, но уже касаясь пальцами правой руки рукава левой, и на это движение два амбала Хана, сидящие по обе стороны от своего босса подрываются, подскакивают на ноги и хватаются за стволы.

– Сели! – смотря не на них, а в глаза партнера, хриплю я.

Идиоты все равно не успеют. Мне хватит времени достать стилет и вонзить его в горло сидящего напротив мужчины, с которым деловая беседа медленно, но верно, зашла в тупик под названием «клуб «Feelings». Для него – тупик, для меня – запретное место. Единственное в городе, к которому запрещено приближаться на пушечный выстрел. Гроссов давно вышел из дел и ушел в легальный бизнес с головой, а отец, встав у руля после резни, развязанной бывшим партнером за убийство жены, принял единственно верное решение. Дань былой дружбе и показательный пример того, что и в криминале существует понятие чести. Худой мир всегда лучше хорошей войны, а Гроссов не остановился бы до тех пор, пока не вырезал всю верхушку под корень.

– Гроссов, его сын и их дела тебя не касаются, Хан. Это решение отца и оно не обсуждается никем. Ни мной, ни тобой. Никем. В городе достаточно клубов, чтобы ты пропустил один. Мы поняли друг друга?

Хан, выдержав мой взгляд, поднимает ладонь, щелкает пальцами и показывает своим недоумкам сесть. Тянется к кружке с чаем, но не пьет из нее, а, поднеся к носу и втянув терпкий аромат, отставляет обратно с едва заметным кивком и быстрым взглядом в сторону Глока, даже не шелохнувшегося на направленные на меня стволы. Как читал свою книгу, взятую мной для него у отца, так и не оторвал от нее головы.

– Не лучшее проявление своей работы. Могу посоветовать пару ребят. Получше, – Хан криво усмехается, на что я качаю головой в ответ:

– Глок.

Он откладывает книгу с нескрываемым сожалением и поднимает правую руку. Ту, которую все время держал под столом.

– Беру свои слова обратно, – Хан смеется, увидев снятый с предохранителя «Глок» с глушителем, накрученным на ствол. – И кто стал бы первым?

– Глок, удовлетвори любопытство.

– Левый.

– Почему? – Хан с интересом смотрит на своего быка, ничем не примечательного, и улыбается шире, услышав его краткую, но достаточно точную характеристику:

– Спецура. Правый держит свою пукалку на предохранителе.

Страница 23