Февральский дождь - стр. 12
Почему никак не получается любви на всю жизнь?
Последний раз Вера навестила меня ночью примерно полгода назад. Потом мы больше не прибегли к постели, как способу примирения. От этого жена дергалась еще больше. Неблагородно себя веду, корил я себя. Надо найти в себе силы. Хотя едва ли получится. От благородства не стоит.
– Как съездилось? Как отдохнулось? – спрашивает Вера, постукивая зубом.
– Нормально, – отвечаю, стараясь поскорее доесть яичницу.
– Не торопись, – говорит Вера, бросив взгляд на часы, – у тебя еще двадцать минут. Сколько раз тебе говорить? У Дениски слабое горло, ему нельзя дышать холодным воздухом. Только оправился после ангины, и вот снова. Совсем отстанет от школы.
– Разве у него температура? – спрашиваю.
– Пока нет, но к вечеру поднимется.
– Вот когда поднимется, тогда и освободишь его от уроков. А пока пусть идет в школу.
– Нет, он будет сидеть дома.
Голос у Веры спокойный и твердый. Попробуй возразить.
– Слушай, что у тебя с головой? Ты зачем познакомил девчонок с какими-то стариками?
Морщусь, как от зубной боли.
– Слушай, что за тон? Что ты себе позволяешь?
– Это ты себе позволяешь! – Вера переходит на крик.
Я смотрю на нее. Неужели это та изящная девочка с добрыми глазками и постоянной благожелательной полуулыбкой на тихом лице, какой была двадцать два года назад? Сегодня в ней килограммов девяносто. И ростом она почти сравнялась со мной. А когда женщина одного роста с ее мужчиной, то она кажется выше. Благодаря Вере я узнал, что люди иногда растут до двадцати с лишним лет. Говорят, женщине важно, как она выглядит рядом с мужчиной. А мужчине разве не важно?
Я перестаю есть.
– Что с тобой? – насмешливо спрашивает Вера. – У тебя пропал аппетит? А я, как видишь, трескаю, аж за ушами трещит. А почему ты не предлагаешь мне съездить в Пахру?
Я смотрю на часы. Надо садиться за работу. Ну, почему подобные разговоры она затевает, когда мне некогда?
– А ты не мог бы вспомнить, когда мы последний раз ходили вместе в театр или в кино? – митингует Вера. – Может, ты меня стыдишься? А знаешь, отчего я толстею? У человека на нервной почве развивается пищевая психопатия. А еще на нервной почве нарушается обмен веществ, отчего человек опять-таки толстеет.
Я согласился, что работа у нее нервная. Вера несколько секунд оторопело смотрит на меня. И говорит со слезой в голосе:
– Да, у меня вредная, нервная работа. Но еще вредней моя семейная жизнь!
– Чем именно? – спрашиваю, чего греха таить, издевательски спокойно. – Твой муж пьет? Гуляет? Дерется? Не участвует в воспитании детей?
– Гораздо хуже, – все так со слезой отвечает Вера. – Он меня не любит. Я устала от тебя, Терехов. Устала от твоего безразличия.
Теперь она должна бы заплакать. Но она продолжает есть, постукивая коронкой. Я осторожно приподнимаюсь, чтобы смыться в свою одиночную камеру (то бишь кабинет). Но Вера начеку.
– Я не закончила, – говорит она. – Ты когда прекратишь заигрывать со Стеллой? Надо мной уже все общежитие смеется.
– Это плохо, – отвечаю. – Должны сочувствовать.
– Специально подрываешь мой авторитет?
– Настоящий авторитет, Вера, невозможно подорвать. Но если уж ты затронула эту тему, внесу ясность. Лично мне Стелла не сказала пока ни одного плохого слова, не бросила ни одного косого взгляда. Почему я должен лезть в твой окоп?