Февральская революция - стр. 37

Еврейское же меньшинство западных провинций, которое Российское государство невольно включило в свой состав, разительно отличалось от этих общин. В данном случае глубоко укоренившееся стремление к сохранению религиозной национальной традиции сочеталось с ожиданием будущих событий, которые радикально изменили бы судьбу еврейской нации к лучшему и оправдали бы страдания и жертвы, понесенные в ходе борьбы за сохранение древнего наследия.

Это ожидание искупления, которое в отличие от христианского не носит личного характера, но относится ко всем евреям в целом, давало моральное и идеологическое оправдание предприимчивости в преодолении затхлой атмосферы разложения и вырождения еврейских гетто. В период XVIII–XIX веков российские власти, сами подверженные традиционализму и смутным ожиданиям исторического апофеоза (к примеру, предвидения Достоевского и другие подобные предвидения), естественно, воспринимали такие эскапады из еврейских общин с крайней подозрительностью. Власти решительно противились свободному допуску евреев в собственно русские области, а в XVIII веке установили барьер, известный как «черта оседлости», за которым закон не позволял евреям селиться на постоянной основе.

Черта оседлости, как и все нормы, регулирующие неправоспособность евреев, изменялись в этот период подобно маятнику, раскачивавшемуся по определенной ограниченной амплитуде.

Существовали районы, где евреям разрешалось жить в городах, но не в сельской местности. В других районах им позволяли брать землю в аренду, но не владеть ею. В ряде случаев евреи могли содержать питейные заведения, даже в деревнях, без гарантий того, что они не будут неожиданно лишены своих лицензий и средств к существованию. Одно время еврейские ремесленники могли заниматься своим ремеслом за чертой оседлости, но их лишили этой привилегии, когда выяснилось, что эти так называемые «ремесленники» воспользовались разрешением властей для мелкой торговли и разного рода сделок. В целом политика российских властей заключалась в том, чтобы давать тем, кто уже имел что-то, и обездоливать тех, у кого не было ничего. Таким образом, еврейским предпринимателям, которые считались купцами первой гильдии, то есть достигшими значительного товарооборота и, главное, уважения за честное ведение дела, позволялось селиться по всей территории империи. Некоторые из них накопили огромные состояния и стали играть важную роль в экономической жизни страны (например, Поляков, Гинзбург, Бродский, Зайцев, Якобсон и другие фамилии). Право на свободное поселение распространялось на лиц, владевших признанными учеными степенями, квалифицированным адвокатам, врачам, ветеринарам и прочим. В эту категорию входили также известные художники. (Кроме того, для свободного поселения можно было принять православие – как дедушка Ленина по матери А. Бланк. – Ред.)

К концу XIX века стало возможным оценить вклад евреев в культурную жизнь России, тем не менее даже для тех, которые не подпадали под действие закона о черте оседлости, сохранялись серьезные ограничения. Евреям (иудаистам) не разрешалось поступать на государственную службу, хотя многие из них тем или иным способом использовались государством. Еврей (не принявший православие. – Ред.) не мог быть офицером русской армии, хотя и подлежал призыву на военную службу на том же основании, что и другие подданные царя. Прием в государственные средние школы, университеты и другие вузы ограничивался определенным процентом от общего числа учащихся, так называемым «численным барьером». Лицо православного вероисповедания не могло вступить в брак с иудеем (или лицом другого, не православного, вероисповедания). Еврей, получивший разрешение работать в качестве юрисконсульта, не имел права работать в качестве нотариуса. Ни одно из этих предписаний не считалось абсолютно обязательным: иногда врачей-евреев допускали на службу в армию. Порой им разрешалось преподавать в художественных училищах и т. д.