Фестиваль - стр. 43
В результате этого неординарного события Ондрух надолго запил горькую и был уволен по тридцать третьей статье. С тех пор он окончательно разуверился в людях в целом и в должностных лицах – в частности, заодно твердо решив покончить с любой формой государственной службы…
Друзья сидели и пили водку вот уже битых четыре часа. За это время интерьер большой комнаты квартиры Жигульского приобрел очертания студенческой столовой середины 80-х какого-нибудь захолустного провинциального вуза.
– Можно я останусь у тебя ночевать? – зачем-то спросил в половине второго Алик хозяина.
– М-можно!
– А можно я приглашу сюда одну знакомую девушку?
– М-можно!
– А можно…
Жигульский перебил товарища:
– Да все можно! Гуляй, рванина, от рубля и выше…
Последнее обращение несколько люмпенизированный Ондрух принял на свой счет и потребовал извинений. Жигульский извиняться категорически отказался, Алик Кабан уже уснул и в разборке не участвовал.
– Если ты хочешь меня оскорбить, плюнь мне в рожу, – грустно попросил Ондрух.
– На! – выдохнул Михаил и плюнул.
– Спасибо!!! – взревел поэт-песенник и, промокнув платком лицо, поспешил на выход.
Стало слышно, как с остервенением хлопнула входная дверь.
– Совсем сбрендил старина Ондрух… – вымолвил Михаил и, размахнувшись, сильно ударил спящего Бырдина по пружинистому, как батут, заду.
– Я здесь! – тут же отозвался Алик.
– Хватит дрыхнуть, у нас еще полно запасов…А когда запасов полно, их надо…
– Уничтожать!
– Правильно, – хихикнул Михаил и потянулся за бутылкой.
– За что будем пить? – Кабан приготовился.
– Поскольку цели нашей встречи до конца не определены и не концептуализированы, выпьем за очаровательно бесцельное времяпрепровождение в приятной компании…
– Можно добавить?
– В смысле – сказать?
– Нет. В смысле – долить.
– Сколько угодно.
Приятели со вкусом чокнулись, выпили и расцеловались.
В ту же секунду в его прихожей зазвенел звонок – это к Михаилу Викторовичу пожаловала его хорошая знакомая, в недавнем прошлом малоизвестная певица, а в данный момент обычная сутенерша – Надежда Станок, приторговывающая в элитных кругах такими же, как и она, симпатичными несостаявшимися неудачницами.
За последние восемь лет Станок даже четыре раза показывали по телевизору, и все четыре – в программе «Кто? Где? Кого? Как и за сколько?». Сегодня Надежда заявилась без всякого дела, просто так – поболтать ни о чем и немного развеяться.
– Надька, что-то давно тебя не видно на голубом экране. – Жигульский плеснул ей водки.
– «Ящик» совсем прогнил. За любой показ требуют столько «бабла». Педики с гомиками все оккупировали.
– Не может быть! – Алик Кабан явно заинтересовался близкой для него темой телевидения.
– Может. Я вам точно говорю. У меня подружку пригласили в одну музыкальную передачу. Так кроме денег сказали: «Этому дашь, тому. И потом еще вот этому». Она возмутилась: «Так они же «голубые!» Ей быстро все объяснили коротко и ясно.
Жигульский не выдержал:
– Интересно, как…
– Сказали: «А им – по фигу…»
Михаил настолько возмутился услышанным, что предложил сменить тему разговора на более приятную:
– Станок, обеспечь нас лучше сегодня какими-нибудь певичками для скромных утех…
– За деньги…?
– Ну, конечно. – Рок-журналист уверенно похлопал себя по нагрудному карману. – Сделаешь?
Сутенерша устало вздохнула и, верная своему девизу «дело прежде всего» поплелась домой за записной книжкой: