Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли - стр. 14

«Сможет ли послушник Барклай постоять за себя и за армию?»

Да только ли в этом дело! Главное в том, насколько Россия-матушка готова к предстоящей войне. Каковы силы, собранные на западной границе? Кто будет союзниками в войне? Как она, эта война, мыслится? Что станет с имениями в западных губерниях? Словом, вопросов было больше, чем ответов.

Ну а все же – если война? Все упования на Барклая? Почему же только на него? Командует же 2-й Западной армией бесстрашный Петр Иванович Багратион!

Досужие разговоры эти велись постоянно в Петербурге весной 1812 года.

Однако не лучше ли посмотреть на истинное положение дел. Ситуация же была такова.

Действительно, вскоре после отъезда из Петербурга Барклай де Толли вступил в командование 1-й Западной армией. Вслед за ним, оставив снимаемую в Петербурге квартиру, выехала в Вильно и супруга его Елена Ивановна.

Главная цель приезда военного министра в западные военные инспекции[21] состояла в подготовке войск в приграничной полосе к предстоящей войне с наполеоновской Францией. Ему вменялось в обязанность приведение их в боевую готовность с доукомплектованием нижними чинами и офицерским составом, а также вооружением, боеприпасами, провиантом и фуражом. Надлежало также привести в надлежащий вид оборонные сооружения, отрекогносцировать местность, определить оптимальную группировку войск на случай войны.

Трудности при этом состояли в крайне неблагоприятной обстановке, в коей оказалась Россия в ту пору.

Вследствие беспрерывных войн в начале века ресурсы страны были истощены. Несмотря на успешный выход из войн на северном и южном флангах (против Швеции и Турции), осуществить перегруппировку войск на западное стратегическое направление за неимением времени было невозможно.

Ситуация осложнялась и неопределенностью положения военного министра, права которого по принятию важных решений были ограничены, а попросту говоря, принадлежали монарху, приезда которого Барклай и ожидал теперь с нетерпением.

Тем временем жизнь в столичном Петербурге шла своим чередом. В газетах много писалось, а в народе – говорилось об открывшемся Казанском соборе. По освобождении храма от строительных лесов, а прилегающей территории – от строительного хлама взору петербуржцев предстал великолепной архитектуры ансамбль, созданный «из продуктов земли русской» руками православных людей по проекту русского зодчего Андрея Воронихина. Все, что было лучшим в ту пору на Руси, обращено было на строительство кафедрального храма православия. «И скупую суровую почву севера люди превратили в камень, то мягкий, как мел, то твердый, как скала, то красочный, как радуга… Добавив сюда железо, бронзу, серебро и золото, они превратили все это в русскую сказку».

Петербуржцы с восхищением взирали на колоннаду – полуобъятия, обращенные к Невскому проспекту, совершенно не подозревая, что вскоре храм сей превратится в пантеон русской военной славы и станет центром по мобилизации духовных сил нации для борьбы с наполеоновским нашествием.

Между тем война неумолимо приближалась к границам государства. Еще по вступлении в должность военного министра Барклай обеспокоенно читал донесения русского посла в Париже: «Теперь уже не может оставаться никакого сомнения, – писал он, – что в мыслях Наполеона эта война окончательно решена. Но он отсрочивает только ее начало, потому что не совсем еще к ней приуготовлен».