Фаза 3 - стр. 6
– А Эндрю уже здесь?
– Внизу, в лаборатории.
– Ты говорил с техником?
– Конечно. – Он вытянулся и отдал честь: – Магнитный резонанс к резонированию готов.
– А радионуклидная лаборатория? Индикатор получили?
– Все готово. Получил и расписался.
– Ты все сделал за меня… спасибо.
– Иди в кафетерий. И сэндвич возьми, не разоришься. – Мохаммед улыбнулся. – Увидимся на пропускном пункте… – он глянул на часы, – без пяти.
Повернулся и исчез.
Мохаммед получил место лаборанта в Гарвардской лаборатории нейродегенеративных заболеваний два года назад. А когда закончились эксперименты на мышах и прибыли первые десять добровольцев, оказалось, что этот парень незаменим – аккуратный, неутомимый, исполнительный. К тому же легкий и спокойный характер. Даже доктор Нгуен относился к нему с симпатией, а это говорит о многом – тех, кто хотя бы раз не поссорился с Нгуеном, можно пересчитать по пальцам. Все было бы хорошо. Но Мохаммед твердо решил: к осени увольняется и поступает на медицинский факультет, учиться на врача. Собственно, никакой новости – он делился планами с самого начала. На скромной должности лаборанта мало кто задерживается. Все так, но Селия то и дело с грустью представляла, как ей будет не хватать этого чудесного парня. Вряд ли они найдут ему полноценную замену. Редкое сочетание: профессионализм и природное дружелюбие. Он стал ей настоящим другом, а широким кругом друзей Селия никак не могла похвастать.
И еще: необычный проект требовал сочетания качеств, которые и по отдельности-то встречаются довольно редко. Мохаммеду каким-то непостижимым образом удавалось компенсировать хронический стресс доктора Нгуена. Из-за постоянно поджимающих сроков все чувствовали себя как под занесенным кнутом, а он только плечами пожимал. Надо – значит, надо. И при работе с добровольцами он был просто незаменим. В клаустрофобическом тоннеле магнитно-резонансной камеры многие впадали в панику – и тогда звали Мохаммеда. Он брал микрофон, произносил несколько слов, и пациенты успокаивались. При этом он не говорил ничего особенного – похоже, на них просто действовал его ласковый баритон с легким арабским акцентом.
Возможно, он тайный йог. Или доула[1]. И то и другое – постоянный предмет для шуток.
Мохаммед делил квартиру с двумя парнями его возраста. Из всей группы только Селия имела такую роскошь, как отдельная квартира. Хотя квартирой ее жилище назвать было трудно – девятиметровая комнатушка, туалет с душем и кухонный угол. Но все-таки отдельная. Цены на жилье в Бостоне совершенно заоблачные. Конечно, помимо аскетической миниатюрности, был и другой недостаток: дом расположен прямо над станцией метро “Массачусетский госпиталь”. То и дело доносится ржавый рев тормозов построенных лет пятьдесят назад вагонов, не говоря уж о бесконечном вое сирен машин “скорой помощи”. Но Селия не была избалована. Наоборот, она чувствовала себя привилегированной особой – все-таки собственная квартира на Бикон-Хилл, жемчужине Бостона. Пара минут до остановки автобуса в Чарлстоун, а до госпиталя – улицу перейти.
Бруклайн по сравнению – жалкий пригород. Она была у Мохаммеда на вечеринке, как раз перед Рождеством.
Один из его соседей – долговязый немец, постдок, пишущий диссертацию о шелковичных червях. Другой – поляк, физик с длинными непокорными волосами, собранными в конский хвост. Чересчур богемный, по мнению Селии, но нельзя не признать – обаятельным европейским манерам противостоять нелегко. Ему пришлось проводить ее через весь город, и они так долго целовались у входа в метро, что пропустили последний поезд.