Фатум. Том шестой. Форт Росс - стр. 26
Сальварес остановился перевести дух, его драгунская уставная шляпа пестрела темными пятнами пота.
– Эй, придержи, amigo,– сын губернатора подтянул ослабшую подпругу, выровнял сбившийся потник и закурил сигару.
Прямо перед ними возвышались темные горы, высокие и неприступные. Крутые, острые вершины нескончаемой стеной тянулись с севера на юг, и нигде между ними не было видно прохода. Багровый шар солнца клонился к западному горизонту и алый свет заливал окрестности.
– Нам стоит поторопиться, дон,– капрал, спрыгнув с коня, остро низал взглядом сгущавшиеся сумерки.– Десять лиг то в гору, то под гору… Дьявол, так можно угробить лошадей, сеньор.
– Мы у цели… – медленно прозвучал ответ,– дальше я поеду один.
– Один? Это опасно, команданте! – Вентуро тревожным взглядом еще раз охватил особенности сего глухого, нелюдимого места.
Сойдя со своей лошади, он торопливо подошел к Сальваресу и открыто взглянул на него, хотя и не прямо в глаза.
Место, где они сделали краткий привал, представляло собой дикое, мрачное зрелище. Отсюда начиналась узкая ложбина, окруженная высокогорным можжевельником, сплошь покрытая жухлой травой, низкорослым шиповником и бальзамином73. В низинах, где ручьились скальные ключи, трава была ярче и крепко пахла цветом багуль-ника74.
– Что-то не нравится мне тут, команданте.
– А мне напротив,– усмехнулся Сальварес и, не вынимая сигары из губ, похлопал по плечу капрала.
Вентуро замолчал, беспокойно поправил ремень и опустил глаза. Ему было непонятно двусмысленное, полуобнаженное значение этих слов. Еще более мексиканцу был непонятен смысл сего перехода. Эти места как ни какие другие подходили для «десперадо», разбойников, грабителей и убийц. Сердце капрала ущипнул легкий холодок страха. Его изрытое оспой, обросшее седеющей щетиной лицо выглядело серьезно.
– Что, пугают эти места? – Сальварес в очередной раз вернул сигару в угол рта, затянулся, и пепел в фиолетовом сумеречье вспыхнул рубином.
Капрал, не поднимая головы, пожал плечами. Но он чувствовал на себе взгляд лейтенанта и был вынужден сказать:
– Да, команданте, настораживают.– Он снял шляпу, откинул пестрое индейское серапе, нашарил в жилетном кармане обломок расчески и тщательно зачесал назад припорошенные сединой редеющие на макушке темно-каштановые волосы. Пальцы Вентуро нервно играли с костяным гребнем. У него были грубые, покрытые шрамами руки человека, который с детства познал тяжкий труд: рыл канавы, клал камень, ходил за плугом и никогда не расставался с оружием.
– Ты знаешь что такое бунт, капрал? – мимо лица Сальвареса плыла серая паутина табачного дыма.– Это язык неуслышанного. Наша природная глухота породила в народе грубость – потуги рвани продемонстрировать свою силу. Обычное дело… Чем больше у собаки выпадает зубов, тем яростнее она кусается.
– И всё же… они люди, сеньор. Я сам… – Вентуро развел руками и замолчал. За крепко сжатыми губами прятались стиснутые зубы. «Какого черта мы заехали сю-да?.. Зачем?» – беспокойство и всевозрастающая внутренняя тревога жгли изнутри, ему хотелось выговориться, но субординация и гневливая вспыльчивость младшего де Аргуэлло заставляли его благоразумно молчать и не лезть в бутылку.
Ко всему прочему Вентуро не привык, чтобы командир спрашивал его, советовался с ним, и оттого нервничал всё сильнее. Ладони его непривычно взмокли; нестерпимо хотелось умыться родниковой водой и глотнуть свежего воздуха. Отвечать на вопросы команданте ему было в тягость, словно глаза не переносили вида Сальвареса, и каждый раз, когда он оказывался рядом с ним, внутри что-то обмирало и делалось тяжелым, едва ли не созревшим для по-хорон.