Фатум. Том первый. Паруса судьбы - стр. 36

− Хоть бы и кровный − не велика честь. По крови и зверь в родстве. По духу − токмо человек. У меня с этим сучьим семенем свой расчет!

− Ну-ну, не шуми,− ласково, как ребенку, ответил тот, кого называли Геллем.− Смотри, сынок, не сидеть бы на бобах… И тише, тише!

− Кого боишься? − с насмешкой огрызнулся Ноздря.

− Заткнись! И у могил есть уши. Знай, здесь задаю вопросы только я! − голос с акцентом зашипел: − А теперь запоминай: на это дело он снимется с якоря под иным именем… Это уж точно, как трубку набить.

− Ты клянешься? − бас дрогнул.

− Слово моряка. Я скорее дам руку отсечь, чем нарушу его, сынок.

− Черт с тобой, будь по твоему. Я верю тебе, Гелль.

− Вот и славно. Но смотри, Ноздря, не вздумай вилять, как маркитантская лодка. Клянусь Гробом Господним, я выпотрошу тебя, как тунца, и вздерну на твоих же кишках на рее.

От этих разговоров Петра Карловича будто обуглило. Он даже не сразу смог поправить воротник сюртука, за который ручьился студеный дождь. «Как пить дать,− смекнул он,− нелюди эти не росой омываются».

− Let it be39,− смягчаясь, сказал Гелль. Кукушкин слышал, как он некоторое время сосредоточенно жевал табак, затем сплюнул и продолжил:

− Тебе передали деньги?

− Не в них дело.

− Конечно, нет. Будь покоен, сынок, ты упьешься его кровью. И все же, доллары я передал тебе… Можешь проверить.

− Уже проверил.

− В чем дело? − голос Гелля стал глуше.− Ты не доверяешь мне?

− Таким, как ты, и мать родная доверять не должна.

− Damn you! I’ll cheat you yet…40 ха, ха, кому стоит доверять. Ладно, ближе к ветру! Меня не ищи. Бухту тебе укажут мои люди… До встречи.

Фельдшер вздрогнул, как пришпоренный мерин. Тусклый свет от чадящей лампадки лился на землю, и он с тоской понял, что ему суждено пересечь освещенный участок, прижимаясь ужом к стене. Время обходить склеп уже вышло. Но когда Петр Карлович очутился возле оконца, душа не вынесла-таки: глянул украдкой.

− Святый Боже! Святый Крепкий!..

Кукушкин подавился молитвой − склеп был пуст. С опасливой оглядкой он поднялся и − прочь, прочь, разъезжаясь башмаками по слякоти, откуда только силы прихлынули.

Ворота, слава Господу, оказались не запертыми, открылись махом, но с дьявольским скрежетом. У лекаря будто выросли крылья: не глядя под ноги, он несся к огням спасительной цитадели. Петр Карлович зарекся кому бы то ни было сорочить о случившемся. Он был убежден, что в участке урядник Щукин уж не преминет поднять его на смех. Но не это пугало Кукушкина… а глас пустоты.

Уже на третьи сутки после случая на Змеином Гнезде «Северный Орел» под небесным Андреевским флагом бросил якорь в Охотске.

В этот звонкий от весенней капели и чивливых воробьев день на городском кладбище тело казака Волокитина было предано земле.

Палыч наказ барина ущучил крепко: отыскал капитана Черкасова на постоялом дворе, где хоронили свои сундуки с саквояжами приезжие; вцепился в него клещами, пока своего не достиг. Встреча капитанов случилась сердечной, если не сказать родственной: от души были удивлены и обрадованы, что оба Андреи и оба Сергеевичи. С первого часу встали на короткую ногу и свято уверовали, что дружбу свою сберегут на всю жизнь.

* * *

Как ни «бегался торопом», по выражению денщика, Анд-рей Сергеевич, как ни воспарял в большую спешку, но на подготовку к плаванию до берегов американских дней ушло поболее, чем загадывалось. Дело с передачей судна оказалось заковыристым и долгим. Одной канцелярщины было довольно, чтобы довести до слез и крепкого мужика. Перво-наперво пришлось ознакомить командира порта г-на Миницкого