Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти - стр. 3

– Послышалось, команданте, такое не говорят.

– Нет, нет, белый. Уши тебя не обманывают… Но если тебе не нравится, я могу встать и уйти…

– Черт с тобой. Какие условия? Только быстрее!

Индеец самым серьезным образом поправил древнюю шляпу на голове, что-то шепнул своему талисману, висевшему на темной морщинистой груди, и спокойно продолжил:

– Ты купишь мне пива и табаку, сколько я захочу, немного тортильи, мяса и дашь несколько песо7, чтобы слепой Рипозо продержался на плаву какое-то время.

Луис с минутным колебанием расстался с десятью песо.

Ушлый старик, попробовав каждую монету на клык, сунул их в кошель за поясом и крикнул:

– Лопес, черного пива! Разве ты найдешь, хромоногий, лучший бычий пузырь,– он похлопал себя по голому грязному животу,– чтобы перелить столь драгоценную влагу? А ты не смочишь глотку со мной, сынок? – краснокожий тряхнул длинными седыми космами. Черная повязка уставилась на Луиса.

– Нет, Рипозо,– капитан нетерпеливо посмотрел на слепого, потом на притихшего рядом сержанта. Винсенте хмурился. Его приводила в бешенство наглость краснокожего. Если б не терпеливость команданте, которая путала все карты, он бы дано уже выпнул под зад это вонючее пугало. Испанское имя – Рипозо – вот что, по мнению Аракаи, было единственно стоящим в этом бродяге.

– Так, значит, не пьете? – усмехнулся старик, бисерные и костяные украшения трякнули на его шее.– А я вот никогда, сынок, не отказываюсь ни от еды, ни от питья, так как неизвестно, когда духи улыбнутся мне, и я сумею набить брюхо в следующий раз.

В это время Лопес принес миску с горячими лепешками в топленом масле дендэ, истекающий жиром кусок мяса, немного каруру8, перец и две добрых кружки пива, искрящихся пенными шапками.

Краснокожий на миг замер, сморщив лицо, которое приобрело сходство со сжатой в кулак рукой в потертой кожаной перчатке. Но склонился к тарелке, принюхался, после чего с довольной ухмылкой навалился на еду.

Луис старался не смотреть на это раздражающее зрелище, предпочитая глядеть на быстро меркнущее небо. Прикончив последнюю лепешку и запив ее основательно пивом, Рипозо вытер жирные руки о свисающие на грудь пряди волос и сыто рыгнул. Затем совсем как койот облизал губы, сплюнул под ноги и начал:

– Это было четыре зимы назад… Тогда мы рыли шурфы и добывали глину у горы Желтая Женщина – гринго ее называют Пайн. Отвалы на реке Салинас иссякли, и поэтому гончары перебрались туда… Славная там была глина, нежная, без зерна, как кожа молодой бабы… Там мы простояли весь месяц Ягод… Наши повозки были полны, когда появился ОН.

Старик замолчал, вставил черенок самодельной трубки в дыру между пеньками последних зубов и долго курил.

Потребовалась новая кружка пива, прежде чем он соблаговолил продолжить исповедь. При этом он о чем-то вновь шептался со своей священной связкой. Его темные губы беззвучно шевелились, а голова мелко тряслась.

– Это для духа Vacero,– напряженно прохрипел он.—Никогда нельзя предугадать: слушает он тебя сейчас или нет. ОН вездесущ, как и быстрый Ошума9.

– Эй, дед,– не удержался Аракая.– Хватит пугать нас. Этих историй и у нас целый фургон. Ближе к делу! Ты пришел сюда не набивать брюхо и вспоминать молодость. Перед тобой сын губернатора, а не твои вшивые внуки!

Старик встрепенулся, как гриф, и мрачно повернул голову.