Фатальное колесо. На все четыре стороны - стр. 17
А в нашей школе библиотека даже и не «заштатная». Элитная! Только работает почему-то исключительно после обеда, когда большинство детей уже дома. Чтобы попасть в этот литературно-публицистический рай, надо остаться в группе продленного дня. А чтобы выйти из класса продленки, надо обязательно сделать домашку и сдать ее дежурной учительнице. А та должна выставить оценку и решить, достоин ли школьник по своим морально-деловым качествам расслабляться в библиотеке.
Вас еще не тошнит от перечисления этих тупых и бессмысленных правил? Квест, да и только.
Зато элитная, блин, школа!
Ну, если честно, я еще и рисануться решил – мне типа ваша домашка… как слону дробина. Кто запамятовал – мне вообще-то пятьдесят два года. И это мое умудренное сознание сидит в оболочке восьмилетнего школьника. Такое вот фантастическое стечение обстоятельств. И я, на секундочку, сам – учитель истории. Я что, с домашним заданием второклассника не справлюсь?
Справился.
Причем раньше всех.
И тут же схватил четыре балла.
– За что?
– Это что за вопросы? Я шо, должна отчитываться перед тобой, чи шо?
Попер суржик у нашей «элитной» матроны. Это она так злится.
– Естественно! Я – ученик, вы – учительница. Так и учите меня! Где я ошибся? В каком конкретно месте?
– Что-то ты больно умный, я погляжу.
– Видимо, не совсем. Всего лишь на «четверку». А хочу быть умным на все «пять»!
Вот оно мне надо?
Все! Дорога в библиотеку уже открыта. Иди ищи, чего хотел. Так нет же, принципиальный ты наш. За живое задела коллега?
– Ну, давай, шо там у тебя? – возмущенно вибрируя избыточными килограммами, протянула педагог в мою сторону пухлую ручку.
Снисходительно так протянула. Одолжение великое сделала.
– Вот, упражнение по русскому. Ни одной ошибки. И ваша оценка – «четыре». Ни пометок, ни подчеркиваний. Как это понимать?
– Ну, так… ось же! Как это… А! Почерк у тебя неаккуратный. Пишешь, как курка лапой. Почему у «д» хвостик вверх, а не вниз? И шо це за завитушки на заглавных? Не положено!
– Чего-чего?
– Это шо еще за «чего-чего», Караваев? А ну, неси сюда свой дневник!
– Пу-уфф.
О сколько… «нам открытий чудных готовит просвещенья дух…».
И сколько… у меня эмоций вертится сейчас на острие языка! Тайфун. Бешеный и все сметающий на своем пути торнадо! И… нельзя.
Спокойно, дедушка, нервные клетки не восстанавливаются.
– Ладно, фу-ух, согласен на «четверку»… проехали.
– Неси дневник, я казала!
– Да пода… В смысле, да пожалуйста, я хотел сказать.
– Ты смотри какой! Кухаркин сын, а туда же!
Кухаркин сын?
Ах, вон оно в чем дело!
Я и забыл совсем. Мы же элитные здесь все. До самой распоследней швабры в кладовке у технички. А тут – нате, сын сварщика и медсестры. Выперлось недоразумение. Мне просто по рангу отличная оценка не положена.
Ах ты… аристократия помоечная! Ну, держись!
– Агриппина Васильевна!
– Ничего не хочу слышать. Дневник, я сказала! И родителей в школу!! Завтра же!!!
Вот ее понесло-то.
Еще и специально себя накручивает для убедительности. Ведь чувствует же сама, что объективно не права, поэтому и пытается добить руины своей покореженной совести какой-то приблатненной истерикой.
Попробуем все же обратиться к обломкам здравого смысла.
– Дневник, конечно, дело хорошее, – произнес я вкрадчиво, – только вы ведь там ничего писать не станете. Сами не захотите.