Фашисты - стр. 15

Наташа разрыдалась. Теперь Ирочка её успокаивала, гладила по щекам и говорила:

– Мамочка, успокойся, не плачь, пожалуйста, очень прошу, умоляю, не плачь, мамочка, пожалуйста…

– Какая добрая, милая девочка, – сказала Галина Антоновна и всхлипнула.

В автобусе Наташа немного успокоилась. Села подальше от всех с пластиковым стаканчиком чая, который принесла Галина Антоновна. Слух потихоньку восстанавливался. Другие актёры массовки жрали бутерброды и обсуждали съёмку.

– Громко было, да, – сказал бодрый старикан. – Я думал, может, просто ружьями потрясут, а потом на компьютере выстрелы пририсуют. Ан нет. Всё натурально. Как в жизни.

Наташе неприятно было находиться рядом с этими людьми. Никто из них ей не помог, не поддержал и не утешил. Только смотрели. И наверняка ухмылялись, злорадствовали. Сволочи. Враги.

С улицы раздался крик:

– Говно привезли!

– О! – сказал тип, похожий на алкаша, и поднял вверх указательный палец.

Пришла Галина Антоновна.

– Ну, что, готовьтесь потихоньку. Навоз выгрузили. Сейчас начинаем.

Наташа вышла из автобуса последней.

– Вы гарантируете, что стрелять больше не будут?

– Да не будут, не будут. С одного дубля сняли нормально. К тому же патронов нет. Бюджета, если честно, хватило на один расстрел. Сейчас закопают вас слегка, и поедем переодеваться.

– Скажите, а вот зачем навоз? Только и слышу: навоз, навоз.

– Ну, как. Вас будут в навоз закапывать.

– Что?!

– Мамочка, что такое навоз? – спросила Ирочка.

– Вы сейчас шутите?

– Нет. Это Андрей Адольфович придумал.

– Адольфович?

– Да, Панкрашов наш, в смысле. Для него это какая-то важная метафора. Я, правда, не очень поняла, но не суть. Он – умный. Я – дура.

– Это же просто безумие и издевательство, – прошептала Наташа.

– Вовсе нет. Идём, Наташ, быстро снимемся и отдыхать.

– Да-да, идите, я догоню, сейчас.

Наташа дождалась, пока Галина Антоновна отойдёт подальше, обошла автобус и прижалась к нему спиной. До опушки леса было метров тридцать. Двигаясь вдоль просёлочной дороги, километров через пять, кажется, можно выйти к шоссе. Какая-нибудь машина наверняка их подберёт.

– Иришенька, солнышко, сейчас ни звука!

– А я молчу, – ответила Ирочка.

– Умница.

Наташа побежала к лесу, остро чувствуя, какая у неё беззащитная спина. Одного выстрела хватит, чтобы перебить эту спину. Ирочка на руках подпрыгивала и немножко похрюкивала. Показалось, что сзади их окликнули. Она побежала на пределе сил, не думая о ногах, которые, казалось, медленно пропускали через мясорубку. Забежав на опушку, она успела поставить Ирочку и повалилась на землю, скуля от боли.

– Мама, что с тобой? – спросила дочь.

– Ничего страшного, зайчик, – простонала Наташа. – Мама ножки натёрла.

Она кое-как стянула эти чудовищные ботинки и злобно швырнула их в кусты. Ноги были испачканы грязью и кровью. Наташа представила себя лежащей на операционном столе, отчётливо пахло лекарствами, она разглядела хирурга, который выбирал пилу для ампутации ступней. Почему-то он выглядел точь-в-точь как её бывший муж.

– Скотина, – прошептала Наташа в адрес хирурга, бывшего мужа, Панкрашова, Кузина, Галины Антоновны и каждого члена съёмочной группы.

– Мамочка, давай на машинке поедем, – сказала Ирочка.

– Конечно, поедем. Надо только выйти к дороге.

– А как ты пойдёшь голыми ножками?