Фарьябский дневник - стр. 29
Откровенно говоря, было радостно сознавать, что хоть ополченцы, то есть афганцы, пострадавшие от душманов и взявшие в руки оружие, чтобы защитить свои семьи и очаги, были искренне рады нашему присутствию.
Дальше дорога пересекала неглубокую речушку, через которую был перекинут не пригодный для движения, наполовину разрушенный мост. За переправой пошла хорошо укатанная грунтовка, с обеих сторон зажатая уже ставшими привычными нам дувалами. Только в центре стали попадаться двух-трехэтажные, явно европейского типа, здания. Улочки Меймене, несмотря на их тесноту, были наполнены праздной суетой, криками зазывал и торговцев. Горожане, духанщики, дехкане, сарбозы – все пестроцветье лиц и одежд азиатского города высыпало на улицы, чтобы насытиться редким зрелищем. По дороге в основном попадались мужчины и мальчишки, только изредка из-за дувала или с крыши нет-нет да выглянет курчавая женская головка, жадно зыркнет глазами и тут же спрячется за цветастую накидку – паранджу.
В центре не было свободной полоски земли, где бы ни приткнулся духан, влекущий покупателя самым разнообразным ассортиментом товаров. Вдоль обшарпанных стен караван-сараев, пристроившись кто на корточках прямо в пыли, а кто и на ярких ковриках, восседали седобородые старцы, равнодушно глядя на грохочущую колонну и что-то лениво обсуждая. Особенно поразил всех настоящий средневековый базар, который проплывал мимо нас, словно в захватывающем историческом фильме. Казалось, что вот-вот с протяжным скрипом раскроются главные городские ворота и из них выступит важно шествующая процессия луноликого шаха из сказок Шехерезады, с обязательными по такому случаю скороходами, стражниками и рослыми рабами, без усилия несшими на могучих плечах золоченые носилки с самим «солнцеподобным». Но створки ворот мертвы, только, как и сотни лет назад, жив азиатский базар с его невообразимым гомоном, сотканным, словно многоцветный афганский ковер, из льстивых посулов ретивых зазывал и жадных духанщиков, торга экономных и привередливых покупателей, препирательств мальчишек, мешающихся под ногами, и, конечно же, не умолкающего ни на минуту рева ослов и верблюдов. С его невообразимыми по разнообразию товаров духанами, где довольно мирно уживаются сахаристые лакомства и цветастые календари, электронные часы с микрокалькулятором и средневековая бронзовая лампа, японский двухкассетник и паранджа, таблетки против курения и сигареты, начиненные «травкой». С его несовместимыми мерами веса – от стандартной фунтовой гирьки и электронных весов до совсем нестандартной груды камней, с помощью которой взвешиваются продукты, материя и даже дрова.
За то короткое время, что машина осторожно двигалась меж моря голов заполнивших базар, я хотел увидеть все, что возможно было увидеть, так все здесь было необычно и удивительно. Но больше всего хотелось понять отношение, которое питают к нам афганцы. В глазах многих из них читались любопытство и страх, хотя кое-кто бросал на нас и ненавидящие взгляды. Только мальчишки сновали вокруг машин, своими криками и красноречивыми жестами выражая неподдельный восторг.
– Шурави, шурави! Цигаретт, цигаретт! – кричали они, цепляясь за борта боевых машин.
Раздобрившись, солдаты направо и налево сорили сигаретами, которые тут же исчезали в карманах шустрой ребятни. С криком и шумом поделив сигареты, щедро разбрасываемые с одной машины, они бежали к следующей, и все повторялось сначала.