Фанзолушка - стр. 29

– Даниэлль, – орет мачеха, сдирая с меня одеяло, – вставай!

Я бормочу что-то невнятное и морщусь, потому что она направляет фонарик мне в лицо.

Сильный дождь хлещет в окно, молния зигзагами пронзает небо. Я кошусь на часы, но в темноте их не видно. Наверное, шторм оборвал провода. Кэтрин почти не слышно сквозь завывания ветра, почти, но она никогда не позволит себя перекричать.

– Поднимайся!

Я едва успеваю заметить ее волосы, намотанные на толстые массажные валики, и нелепый шелковый халатик. Она за руку вытаскивает меня с кровати. Я протираю глаза и плетусь за ней, ее ногти по-прежнему врезаются мне в запястье. В конце коридора она наконец отпускает меня.

– Что случилось?

Она указывает наверх ярко-розовым когтем. Я сонно моргаю. На потолке проступает темное пятно. Сердце уходит в пятки. Течь. На чердаке.

– Кажется, я велела тебе его починить.

На другом конце коридора выглядывают из спальни близняшки. Отлично, нас еще и подслушивают.

– Ты хоть что-то можешь сделать нормально? – шипит мачеха, скрещивая руки на груди, там, где на халате несколько мокрых пятен. Наверное, и у нее в комнате тоже течет, иначе она не стала бы меня будить.

– Я чинила, – бормочу я. Не то чтобы это имело значение. Тем более что она все равно продает дом. – Наверное, ветер опять сбил черепицу.

– Наверное, ты ее не чинила. – Я переминаюсь с ноги на ногу, а она не отрывает от меня взгляда. – Ну и?

Я непонимающе смотрю на нее. Она снова указывает на потолок.

– Залезай наверх и чини!

Я моргаю.

– Сейчас?

– Пока не стало хуже! – орет она и дает мне фонарик. – Сначала твое поведение сегодня вечером, а теперь еще и это. Даниэлль, тебе повезло, что я так легко тебя прощаю.

Какая-то часть меня хочет заявить, что я не горю желанием лезть на чердак посреди ночи, в шторм, чтобы искать протечку. К тому же завтра утром на работу, в отличие от них.

– Итак, сейчас ты залезешь наверх и остановишь течь. А еще, я думаю, тебе стоит оплатить ремонт. Не могу же я продавать дом в таком состоянии.

Рот у меня открывается сам собой.

– Это абсурд! Это могло произойти с любым домом. Чертова гроза.

– Да ну? Разве гроза забыла вовремя починить крышу?

Я закрываю рот. Ну как можно спорить с сумасшедшей?

– Так я и думала, – подытоживает Кэтрин, отворачивается и уходит в комнату. – Идите спать, девочки. Даниэлль обо всем позаботится.

Близняшки переглядываются и закрывают дверь. Я со вздохом нахожу веревочку, опускаю лестницу, и надо мной распахивается черный зев чердака. Я свечу фонариком в темноту, чтобы отогнать привидения, и взбираюсь наверх.

Хотя я прожила в этом доме всю жизнь, чердак всегда ощущался как запретная территория. Весь мой дом детства теперь кажется чужим. Так чувствовал себя Принц Федерации после освобождения от Мглы. Знакомый, но чужой. Не таким я его помнила. В гостиной на столе больше не лежат настольные игры. Над каминной полкой не висят мечи и щиты. Женившись на Кэтрин, папа спрятал это. А после его смерти она все пожертвовала. Раздала. Стерла последний кусочек истории, принадлежавший мне. Точнее, попыталась. Дом стереть невозможно, истории живут в стенах.

Тем не менее Кэтрин, похоже, нашла обходной путь. Она продает дом.

На чердаке жарко, темно и влажно. И явно течет крыша. А еще здесь удивительное количество хлама. Впрочем, это как раз понятно. Кэтрин на самом деле жуткая барахольщица. Внизу идеальный дом, а сломанное старье спрятано здесь, подальше от чужих глаз.