Фанзолушка - стр. 2

Соседская собака заходится лаем на бегуна в спортивном костюме. Мы живем на окраине известного исторического района. Дом недостаточно старый, чтобы стать туристической достопримечательностью, но и не настолько новый, чтобы его можно было перестроить. Да и денег у нас на это нет. Через две улицы находится колледж Чарлстона. Наш дом – один из последних, оставшихся после разрушительного урагана Хьюго, обрушившегося на Южную Каролину еще до моего рождения. Как и у всех хороших старых вещей, у дома свои недостатки. Я прожила здесь всю жизнь и не знаю другого дома.

Кэтрин его ненавидит.

От кофе исходит богатый пряный аромат. Я делаю глоток и почти растворяюсь. Настоящий рай. Кэтрин прочищает горло. Я наливаю кофе в ее любимую кружку, белую с розовыми цветами. Два куска сахара – больше ничего сладкого она не употребляет, – слегка помешать, и три кусочка льда.

Она берет чашку, не отрывая взгляда от журнала. Соседская собака внезапно издает резкий вой. Кэтрин ставит чашку.

– Как ты думаешь, собаки когда-нибудь научатся молчать? Джорджио хватает проблем и без лающей собаки.

Ей нравится делать вид, будто она со всеми на дружеской ноге, особенно с людьми, на ее взгляд, важными. Мистер Джорджио Рамирез – банкир, а значит, у него много денег и он имеет влияние в загородном клубе, поэтому так важен.

– Если эта шавка не заткнется, я лично ее придушу, – продолжает мачеха холодным, отстраненным тоном.

– Его зовут Франко, – напоминаю я. – И он не любит сидеть на привязи.

– Всем надо привыкать к разочарованиям, – и она делает еще глоток кофе. Кроваво-красные губы кривятся, Кэтрин отталкивает чашку. – Слишком горький. Переделай.

Я неохотно кладу в чашку еще кубик льда, чтобы разбавить напиток. Она пробует еще раз. Наверное, теперь кофе достаточно водянистый, поскольку она снова отставляет чашку ближе к стопке купонов и возвращается к изучению колонки сплетен в журнале.

– Ну? – подгоняет она меня.

Я задумываюсь, перевожу взгляд с кофе на нее и гадаю, что именно забыла. Я делаю это уже семь лет, вроде бы все на месте.

За окном опять жалобно воет собака. Ох.

Она поднимает тонко подведенную бровь.

– И как можно спокойно провести утро в таком шуме? Если бы Робин был здесь… – говорит она все тем же усталым, всезнающим тоном.

Я смотрю на нее и, открыв было рот, хочу сказать, что тоже скучаю по папе и тоже хочу, чтобы он был здесь. Но что-то меня останавливает. Или я сама себя останавливаю. Наверное, всему виной нехватка кофеина. Одного глотка явно недостаточно для смелости, которую дает целая чашка. К тому же я просто не хочу разозлить Кэтрин. Пусть уже выпьет свой кофе, успокоится и наконец уберется из дома.

Она переворачивает страницу журнала и опять хватается за ножницы, чтобы вырезать купон на зимнюю куртку. Сейчас июнь. Мы в Южной Каролине.

Но тут Кэтрин прочищает горло:

– Даниэлль, сделай что-нибудь, чтобы эта дворняжка заткнулась.

– Но…

– Немедленно, – приказывает она и жестом велит мне поторопиться.

– Конечно, моя королева, – говорю я еле слышно.

Кэтрин складывает купоны и достает статью о последнем выходе на красную дорожку Джессики Стоун. Я же извлекаю из холодильника остатки вчерашней вырезки и выскальзываю через черный ход.

Бедняга Франко сидит в луже около будки и месит хвостом грязь. Сквозь щель в заборе на меня смотрит грязно-коричневая такса в грязном красном ошейнике. Прошлой ночью шел дождь, и будку залило, как я и предупреждала мистера Рамиреза, извините, Джорджио.