Фантом памяти - стр. 33
– Слушай, – ошеломленно протянул я, – мне такое и в голову не пришло. Ну ты умен! А выстрел? Думаешь, мне почудилось?
– Всякое может быть, – Борис пожал плечами. – Могло и почудиться. А могло быть и на самом деле. Ты ведь сказал Светке, что денег не дашь, пока память не восстановится и ты не поймешь, в каком состоянии твои финансовые дела. Она передала это Гарику, а тот разозлился и хочет тебя наказать. Или запугать. Чем не объяснение?
Хорошенькое дело! Получается, в меня стрелял любовник родной дочери? И если я попытаюсь доказать, что это именно он, то его посадят и я своими руками сделаю собственного ребенка несчастным. И она потом много лет мне этого не простит. Точно так же, как не простят меня и его дружки-бандюки, которые с легкостью необычайной в три минуты превратят меня в бездыханное тело. Перспективка, однако…
– Нет, Борька, – я решительно поднялся с кресла, движимый желанием опрокинуть в себя рюмку коньяку, но вовремя спохватился, вспомнив, что мне этого категорически нельзя. Пришлось заменить коньяк стаканом минералки. – Это не годится. Придумай что-нибудь другое.
– Почему же не годится? – в Борькином голосе в равных пропорциях смешались насмешка и удивление. – По-моему, все очень логично. Просто тебе это не нравится, поэтому ты не хочешь об этом слышать. Я могу придумать и другую версию. Но не раньше, чем будет проверена и опровергнута эта. Надо быть последовательным, Дюхон, а не прятать голову в песок.
В висках застучало, лоб, а потом и затылок начнут через несколько минут наливаться раскаленным чугуном. Видно, мне и в самом деле нельзя нервничать, чуть испугался, слегка психанул – и вот, пожалуйста. Борькино объяснение событий мне не нравилось, но сам-то я вообще ничего толкового придумать не мог. Правильно говорят, что любая фантазия основывается на жизненном опыте. Борис посидел несколько месяцев с уголовниками – и результат налицо. Мне бы никогда в жизни такого не придумать. А кстати…
– А кстати, как я мог узнать что-то плохое о Гарике? – спросил я тоном экзаменатора. – Откуда бы мне это узнать?
– У тебя есть знакомые в милиции. Ты мог попросить их навести справки о типе, который крутится вокруг твоей дочери.
– А с чего бы это мне наводить о нем справки в милиции? Я ни о ком никогда справок не наводил, нет у меня такой привычки, – тут же отпарировал я.
– Ты мог его в чем-то заподозрить. Ты же сам говорил, что встречался с ним, слушал его музыку. Тебе могло что-то не понравиться. Или ты что-то заметил нехорошее. Или вообще совершенно случайно узнал, такое бывает сплошь и рядом. Слушай, Дюхон, кончай проверять меня на вшивость. Принимай решение: или ты хочешь знать правду, тогда я постараюсь тебе помочь, или не хочешь, тогда ложись под одеяло и майся своими туманными подозрениями в одиночку.
Я помолчал, прислушиваясь к собственной голове. Не к мыслям, а именно к голове как сосуду, содержащему то засыпающую, то активно живущую боль. Боль просыпалась, но медленно, словно колебалась, то ли открывать глаза и вставать, то ли поспать до следующего раза, когда еще что-нибудь с размаху саданет по нервам.
– Ты что, в самом деле готов мне помочь?
– Ну а почему нет? Да ты в моей помощи и не нуждаешься особо, свяжись сам со своими милицейскими знакомыми, попроси их узнать.