Фальшивое солнце - стр. 18

Другого бы отправили по всем инстанциям за аморальное поведение, порочащее советского человека, только не Карутяна. Да что это за мужик, коли баб не любит? Тряпка, слюнтяй! А этот – молодец. И, главное, семью не бросает. Подумаешь, любовницы. Сам живет и другим жить дает. Никого не обижает! Да и не бравирует Арон своими похождениями, не афиширует. Нормальный руководитель, дай бог каждому.

Елена вступила в партию, получила членский билет. Теперь она часто бывала на собраниях и совещаниях. Осенью предстояла сессия. Виталик косо смотрел в сторону жены.

– Зачем тебе это надо? Денег мало, что ли?

– Я не собираюсь вкалывать на кухне до конца жизни! – аргументы Елены были железобетонные.

– А Валю на кого оставишь?

– Я уже с мамой договорилась. Она у нас поживет, справитесь.

– Я одного не понимаю, с чего такая прыть? Можно ведь просто найти другую работу? – муж нервно расхаживал по комнате.

– Какую, Виташа? Какую работу в совхозе? Дояркой? На другую должность меня не возьмут, образования нет. Вот и буду учиться.

Разговор можно было считать законченным. Виталий понимал, что права жена. Но… Что-то мешало ему быть спокойным. Что? Ну да, она три недели будет жить в Ленинграде. Учиться ведь будет, не что-нибудь там. Теща, золотой человек, поможет. Это правда. Пускай едет, жизнь увидит, отдохнет от семейной рутины. Она ведь все равно уедет, такой характер…

Черная «Волга» Карутяна стояла прямо на выходе из Московского вокзала. Арон встретил Елену, открыл перед ней дверцу.

– В общагу ты не поедешь, будешь жить в квартире. Я обо всем позаботился. Сейчас едем туда, а потом я покатаю тебя по городу. Любишь кататься, Леночка?

– Люблю, – ответила она, подумав про себя: «Еще и саночки возить придется».

Ленинград был прекрасен и строг. Над Невой возвышались колонны стрелки Васильевского острова. Блестел шпиль Петропавловки. Невская вода билась о гранитный парапет. Солнце отражалось от купола Казанского собора, всюду сновали легковые машины и автобусы, полные туристов. Иностранцы, непохожие на горожан, фотографировали достопримечательности. Одетые модно, но просто, они, и молодые, и старые, отличались раскованным поведением и ослепительными улыбками. Даже у пожилых были хорошие, белые зубы.

– У наших женщин к тридцати годам рот щербатый. А этим – хоть бы что, – произнесла вслух свои мысли Елена.

– Отечественная стоматология хромает по сравнению с западной на обе ноги. Зато – бесплатно. Там, у них, все это стоит очень дорого. Но ты не бойся, твоим зубкам ничего плохого не грозит. Пока я рядом, – Арон вдруг положил свою руку на ее колено.

Елена вздрогнула. Ей стало противно. До смерти хотелось выпрыгнуть из роскошной волги, кинуться обратно на вокзал, взять билет и уехать к мужу. Но она не сделала этого.

По поселку ползли слухи. Уж очень быстро делала карьеру Елена Ивановна Никитина. Без году неделю тут живет, а уже заведующая столовой. Интересно, как? Бывшая начальница, жох-баба, в силах, была отправлена на пенсию. С чего бы это?

– Мазуркина проворовалась и попалась некстати! – кто-то пустил пулю.

– Мазуркина? Светлана Егоровна? Да вы что? Да не было еще такого человека, чтобы Мазуркину поймать! – не верили.

– Да успокойтесь, что тут непонятного! Вы новую заведующую видели? Ну и делайте выводы, кто ее туда пропихнул и за что! – судачили, мозоля языки.