Фаллический смутьян - стр. 6
Смотря водочные грезы, полные светлой тоски, Ваня видел себя в третьем лице, хоть это и невозможно. Что поделать, такова природа долговременной памяти – она сходна с воображением. Его ужаснула мысль, что он уже и не помнит многих из тех, с кем он делил беззаботную лету юности. Он задумался: а может он вовсе выдумал это? Но нет, на видео памяти с ним был еще один человек – Лиза. И он помнил каждый ее взгляд, ее прекрасный тихий голос, то ее сообщение, отзвук которого и сейчас ласкал сладким медом измученную душу: «Иногда мне кажется, что ты мне нравишься». И если Ваня уже начал забывать эпическую романтику первых поцелуев за гаражами, то сакральность других, настоящих первых встреч ему уже не забыть.
Он не забудет первое, едва заметное прикосновение руки – ах, сколько в нем было электричества – как будто вся программа ГОЭЛРО было сосредоточена между их телами. Он навек запомнит всю сладость того сакрального поцелуя в предрассветном полумраке, чтобы не потерять ее больше никогда. Впрочем, никогда – это, увы, несбыточно для человека, но пока сердце Вани бьется, он будет хранить в нем эти мгновения.
Иногда мужчина готов отдать многое, если не все, за один лишь заветный поцелуй одной лишь заветной девушки. Но зачастую этот поцелуй, да и прочие прелестные дары девичьего тела, получают другие. Дары достаются им легко, в этом нет ничего для них сакрального – в каждом из этих парней нет и сотой доли таких же чувств, как у несчастного воина любви. Есть в этом что-то чудовищно несправедливое, и тем бесценнее настоящее совпадение, которое познают лишь немногие. Пусть это совпадение и тленно, как, увы, все на третьей от Солнца планете, а может и во всей бесконечной Вселенной.
Ваня и Лиза были вместе недолго, но этого оказалось достаточно, чтобы его сердце в будущем всегда искало лишь похожую на нее, пусть тогда Ваня этого еще и не понимал. А может, не понимал он этого и сейчас – водка уже довольно надежно защищала его разум от рационализма. И даже не слишком важно, почему их пути в какой-то момент разошлись. Ваня и сам толком не помнил почему – возможно, он, аки заправский спермобак, с присущей ему политкорректностью назвал ее любимый фильм «эстетским бессмысленным высером», а может она по-девичьи нежно и пьяно поцеловала в гостях кого-то совсем немного отличного от Ивана. Но ветер локальной истории безжалостно смел эти пустяки, оставив в памяти Вани лишь свет когда-то ярко горевшего пламени.
Они не поддерживали связь, хотя Ваня и внимательно наблюдал за ее житием через соцсети. Он лелеял надежду, что он нужен ей так же, как она ему, но нового заветного сообщения так и не поступило. Вероятно, ее гордость была столь же тупа и беспросветна, как и его. «А может она просто и легко положила на меня свой жилистый ментальный болт», – рассуждал Ваня. Действительно, когда Ване выпало пройти Владимирским трактом, она ни разу не приехала, не обозначилась весточкой, хотя не могла не знать, что за «хуй» он попал в тюрьму – будь благославен 21-й век. «Может просто подумала, что это будет нелепо, – подумал Ваня. – действительно, сколько таких Вань было у нее. С чего ты взял, что именно ты был тем единственно-нужным Ваней. Да и всегда у нее были какие-то странности, какие-то странные принципы. Та еще, блядь, уникальная снежинка», – интеллигентно рассуждал Ваня. Но он не мог ничего с собой поделать – начиная примерно с нижней границы этикетки, все его думы были заняты лишь ею. Может не только водка активировала его романтические нейроны, сколько всесокрушающее одиночество и отчаяние. От них он прятался в прелестном прошлом, где она была главным воспоминанием.