Фактор страсти - стр. 11
Эспин присела на подлокотник диванчика – так далеко от него, как могла.
– Знаете, я рада, что люди стараются обрести голос и что пресса уделяет этому такое внимание, но мне бы хотелось…
Уголки его губ приподнялись.
– Чтобы это происходило где-нибудь еще?
– Вот именно. – Эспин вздохнула. – Это очень плохо с моей стороны?
– Отнюдь. Вам не нравится быть в центре внимания.
– Верно. Есть масса вещей, которые заслуживают хотя бы половины того внимания, которое оказывают мне только потому, что Кирби поступил по-идиотски.
Брейди усмехнулся:
– Я сказал сенатору, что вы искренне верите в то, что делаете.
Он говорил со своим отцом? Не с кем-то из служащих? Ух!
Брейди посмотрел на стоявшую на столике фотографию.
– Это мои родители. – Эспин подала ему фотографию, и он удивленно вгляделся в нее:
– Они действительно прикованы к ограде Белого дома?
– Да. Если вы посмотрите на плечо отца, увидите за ним мою макушку. Он посадил меня в рюкзак.
Брейди поднял бровь:
– Первый протест младенца?
– Третий.
Брейди поставил фотографию на место и покачал головой:
– Значит, наручники – это у вас семейное.
– Нет. Они приковали себя к ограде специально.
– Я имею в виду протесты.
– Ах, это? Да. Родители всегда были активистами. Антивоенное движение, защита окружающей среды, гражданские права – все это достойные цели. Не помню, против чего именно они протестовали, когда был сделан этот снимок.
– Вы хотите сказать, что они приковывали себя не один раз?
Удивление Брейди ее позабавило, но она подавила смешок:
– Именно. Они искренне верят в то, что делают. Хотят добиться перемен.
– А что они говорят об этом? – Он кивнул в сторону окна.
– Они рады, но еще не знают, какая огромная волна поднялась и насколько она вышла из-под контроля. – И Эспин добавила: – Мы не часто общаемся. Они сейчас на Гаити, поправляют здоровье.
– Судя по вашим словам, они хорошие люди.
Ее наполнило чувство гордости.
– Очень хорошие. Самые лучшие, если честно. Хотела бы я обладать их упорством.
– А вы не обладаете?
Нет, из-за чего папа и мама постоянно переживают.
– Мои родители хотят добиться перемен, а это требует жертв. Вы, конечно, понимаете это лучше, чем многие.
Брейди нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
– Ваша семья занимается политикой. Они посвятили себя служению народу, высшему благу. – (Брейди, кажется, позабавило это утверждение.) – В душе я оптимистка. Поэтому делаю то, что делаю. И надеюсь, теми, кто занимается политикой, руководит то же самое – желание добиться перемен.
Брейди задумался:
– Теоретически – да. Практически… Ну, как когда.
– Значит, тем более люди должны заставить выслушать себя. Надеюсь, все, что там творится, – Эспин показала на окно, – приведет именно к этому. Больше контактов, честный диалог между людьми и теми, кто, как считается, представляет их интересы.
– Именно поэтому я здесь.
Ах да. Она забыла, что он пришел с какой-то целью. С целью, которая, возможно, ей не понравится. Вот опять. Она увлеклась разговором с Брейди. Это плохо. Но дело в том, что Эспин понравилось беседовать с Брейди. Она знала, что он находит ее странной и немного забавной, но с ним так легко! «И смотреть на него тоже приятно», – шепнул тоненький внутренний голосок, но Эспин быстро заставила его замолчать.
– Я слушаю вас.
– Отлично, потому что именно этим я хочу попросить вас заняться.