Фабрика ужаса. Страшные рассказы - стр. 58
В этот момент неожиданно раскрылись двери лифта…
– С кем это ты разговариваешь? – спросила меня симпатичная соседка-толстунья, вышедшая из лифта с тремя своими любимцами – голубыми померанскими шпицами, которые, увидев меня, тут же начали противно тявкать. – И зачем ты трубу трогаешь? Там что, трещина? Надо управдому сказать, а то как рванет зимой…
Черный аспирант
В рассказе «Трещина» я описал, как убил… утопил… одного сукиного сына. Кипа…
Да, утопил и тело спрятал в подводной пещере недалеко от Большого Утриша.
В тексте. Только в тексте убил-утопил… не забывайте это, господа! Хоть и неспроста.
С тех пор меня мучает что-то вроде авторского раскаяния… есть такое особенное чувство, которое завладевает иногда жестокими, но легкомысленными писателями, сурово расправляющимися со своими героями.
Может быть потому, что прототип Кипа – звали его конечно иначе, но я буду его и дальше называть этим фиктивным именем – я хорошо помню. Не забыл и реальную историю его гибели, оспариваемую любителями страшилок и легенд.
Как же капризно наше подсознание! После того, как я написал «Трещину» мне стало казаться, что безобразная эта история, подлинная история гибели Кипа, выставляющая кстати меня в далеко не лучшем свете, навязчиво требует, чтобы я ее рассказал.
Что же, терять мне уже почти нечего, расскажу…
…
Справедливости ради, должен заметить, что главная героиня рассказа «Трещина», Инга, ограбленная и униженная рассказчиком, ревность к которой и спровоцировала его на преступление – на самом деле ни к реальному Кипу, ни к его гибели отношения не имела. Ее я сделал из одной своей подруги, короткие летние отношения с которой ничего кроме радости мне не принесли, и были, как и все подобные отношения, банальными, даже скучными… хоть и сладкими как кавказское варенье из роз… Не пробовали?
Да, Инга… или другая летняя подруга, похожая на нее, много их было, является мне… иногда… тут, в Германии… приводит в замешательство.
Неожиданно и реально является… до того реально, что ее действительно можно перепутать с трещинкой засохшей краски на отопительной трубе на лестничной клетке нашего одиннадцатиэтажного дома в Марцане.
Но эти превращения… материализовавшиеся метафоры… это уже иная история, как говорят – «из другой оперы». Вернемся к Кипу.
…
Да, он действительно был аспирантом, баскетболистом с бородкой, вечной сигаретой во рту и крашеными блондинистыми волосами. От него действительно пахло потом и агрессией. И он действительно рассказывал о том, как та или эта давали ему в рот.
Но никаким «покорителем женских сердец» Кип не был, а все его многочисленные рассказы о французской любви «с той и этой» были обыкновенным враньем озабоченного совчела.
А был Кип – как и почти все молодые люди в те ужасные времена – похотливым козлом, готовым влезть на любую особь женского пола. Например, на дешевую проститутку с Сокола, после сношения с которой неизбежно «капало с конца», как у тульского самовара.
Или на жирную опустившуюся самогонщицу, подторговывающую краденым барахлом… После совокупления с этой дамой недостаточно было получить укол в задницу от хмурого врача-венеролога, приходилось еще и сдавать кровь из вены на «реакцию Вассермана».
Или на в дымину пьяную строительную рабочую за сорок, лежащую где-нибудь в бурьяне с раздвинутыми толстыми ляжками в рваных синих колготках и дающую всем желающим… что гарантировало получение так называемого «букета» или венка.