Фабрика ужаса. Страшные рассказы - стр. 52
В пятницу я на работу не пошел.
Три дня мы из постели не вылезали. В понедельник поехал на разрез. Возился с тормозами… а думал только о теще, о ее грудях, плечах и курчавых волосиках на лобке. О Наташке вообще забыл. Забыл о том, что женат.
Тело мое радовалось, сердце – как будто в солнечных лучах купалось. Обезумел вконец. Обворожила, ведьма. Вконец обворожила.
В следующую субботу Наташка из командировки приехала. Ждали ее вечером, а она утром заявилась. Соскучилась, милая, вбежала в нашу спаленку, хотела мужа обнять… а он на ее матери лежит. Голый на голой. Стонет и кончает.
Наташка – в обморок. Упала, повредила голову…
Умерла она через три дня в больнице. Внутреннее кровоизлияние произошло. Трепанацию сделали, да неудачно.
А я… даже не расстроился, когда узнал. Все плакали, я не плакал.
В ночь после похорон мы с Таисией совокуплялись как бешеные. Уморились. Заснули.
И снится мне сон. Будто сижу я в комнате Наташки в рабочем общежитии. На застеленной койке. А она со мной рядом сидит. И что-то смешное мне рассказывает. Анекдот какой-то. А потом головку потупила так и говорит печально: «Ты должен знать. Папа мой умер пять лет назад, а мать, после того, как узнала, что нас из казенной квартиры выселяют, повесилась. В спальне. Привязала бельевую веревку к люстре. Так что, решай сам, возьмешь ли в жены дочь удавленницы».
И вот… ты не поверишь конечно… я вдруг понимаю, что не сон это, а явь!
Что не было у меня ничего с Таисией. И быть не могло. Обворожила, мертвячка. С того света.
Ладно. Мне пора, пойду, старушка моя небось меня заждалась.
Трещина
Наконец похолодало. Сколько же можно терпеть это пекло?
Каждый день 31–32 бывало и 36 градусов. А по ночам – духота.
Ненавижу берлинское лето. Жара тут какая-то тошная. Кажется, что не только воздух, но и само пространство раскаляется до бела в стеклянной чашке дня…
В этом медленном, но грозном, ежедневном росте температуры мне мерещится исступление природы… ярость ошалевшей планеты, леса которой горят и вырубаются, недра истощены, океаны – замусорены, воздух – загрязнен… планеты, на которой все гибнет по вине человека, живущего в массе скотской жизнью, но плодящегося с невероятной скоростью и грозящего отравить и уничтожить все живое, включая и самого себя. Превратить Землю в холодный и пыльный Марс или в пылающую уродину – Венеру.
Да, похолодало, стало легче дышать…
Поэтому нудные и долгие крестины моей младшей внучки в берлинской церкви «Воскресения Христова» пролетели незаметно. Подслеповатый усталый поп отчаянно бубнил по-старославянски, путал имена, то и дело кивал непонятно кому и крестился так, как будто чистил морковь ножом, крестные ходили вокруг купели с преувеличенно важным видом, боялись поскользнуться и уронить свои ошарашенные интенсивным экзорцизмом ноши, чужой младенец орал как резаный… русская девочка годков двух от роду повторяла как одержимая: «Не хочу, не хочу, не хочу…» И ловко отбивалась от цепких родительских рук.
Христос, похожий на карточного валета, смотрел на крещение с иконостаса с деланным энтузиазмом. Казалось, что ему подобные зрелища надоели уже тысячелетия назад.
Немцы успешно прятали недоумение и раздражение под приветливыми улыбками. У русских на лицах запечатлелось какое-то то ли искусственное, показное, то ли юродивое благоговение, не скрывающее свиной нахрап женщин и волчий оскал мужчин.