Фабрика поломанных игрушек - стр. 14
На стенах большой кооперативной квартиры висели искусственные бельгийские ковры с яркими геометрическими узорами. Диковинные ритуальные маски в полумраке пугали открытыми беззубыми озлобленными ртами и выпученными безумными глазами. Ванная комната сверкала белоснежным чешским кафелем.
Серванты в гостиной светились изнутри, переливаясь и вспыхивая многочисленными гранями хрустальной посуды, так что в солнечный день, когда распахивались плотные бархатные шторы с бахромой, по сумрачной гостиной водили хоровод многочисленные зайчики.
Мама работала школьным учителем и к встрече с отцом готовила Павлушу заранее: в многочисленных книгах находила длинное стихотворение про море, по выкройкам из журнала шила сыну красивое девичье платье, на голове завязывала пышный розовый бант…
Брак родителей Паши был счастливым. В те времена всё было по плану. После института давали работу, ставили на очередь, через десять лет брака вручали ключи от квартиры, еще через десять возможность купить машину.
Молодые мечтали о рождении девочки. Ещё проживая с родителями, приобрели на валюту фиолетовую коляску, поставили в уголок детскую кроватку, заправив алым покрывалом с рюшами, посадили к пирамиде подушек иностранных кукол. Затем всё это убранство перекочевало на новую отдельную квартиру, но продолжительное время оставалось ненужным. Наконец, когда они уже потеряли надежду, возраст перевалил за сорок – родился мальчик.
Надевать девичье платье, стоять на стуле с бантом в волосах, декламировать стихи для Павла было естественным, сколько он себя помнил. С искренней радостью и блеском в глазах смотрел он со своего пьедестала, видел, как улыбаются родители и гости, хлопают в ладоши. А затем все вместе кружились в хороводе – это казалось счастьем. И только обида, что его не пускают в такой праздничной одежде во двор, огорчала необычайно ранимое детское сердечко. Родительский запрет был странен и непонятен. В этом крылась какая-то тайна. Пашу заставляли надевать брюки, которые тёрли ляжки и были не такие удобные, как воздушные гипюровые юбочки. Он капризничал, но под суровым взглядом отца беспрекословно подчинялся, ластился к матери, обнимал:
– Я как балерина, да, мама?…
Мама молча кивала, светилась счастьем, любовалась сыном, гладила по головке.
Паша смотрел ей в лицо снизу вверх:
– Значит, тоже могу на сцене танцевать?
– Конечно! – она поправляла бант на голове сына.
– Прямо в этом платье?
– Ну, нет, у мальчиков свой наряд! Вот такие же колготки, как тебе папа привёз из-за границы!..
Паша рос болезненным, часто простужался и оставался дома. А поскольку, кроме кукол, иных игрушек в квартире не было, он ими и забавлялся. Строил для них домики, менял наряды, лечил, кормил с металлической посуды из детского набора.
В подготовительной группе сада он неожиданно понял, что мальчики не разделяют его увлечения – возятся с машинами, бегают по игровой комнате с ракетами, стреляют из пластиковых автоматов. Эта шумливость, граничащая с агрессией, страшила Пашу, и он продолжал несуетливое общение с девочками: играл в семью, в доктора, в магазин. С наслаждением ощущал внимание к себе со стороны противоположного пола, был этому несказанно рад. Мог свободно рассказывать подружкам о своих новых импортных куклах, которые привозил отец, их ярких нарядах, отличительных чертах и возможностях. Видел в глазах собеседниц откровенную зависть.