F65.0 - стр. 5
Мастурбировать я начал что-то около пяти лет. Ох, я помню те времена: садик, тихий час. Все спят. Или делают вид, что спят. Тишина. А я же под одеялом занимался прекрасным делом.
Подходил я, кстати, к этому делу со всей ответственностью пятилетнего мальчика. Перед сном шел в туалет, там мыл ручки. Потом залезал в кроватку, ждал минут десять, пока все улягутся, успокоятся, когда воспитатели уйдут или ослабят внимание. Далее я поворачивался лицом в подушечку, животом вниз. Левую руку я клал рядом с левым краем лобика, правую аккуратненько ныкал вниз, устраивал поудобнее аккурат слегка придавливая свой причиндалик. Фокус весь был в том, чтобы успеть придавить «краник» в мягком состоянии. Потому что сам процесс был таким: я лежал лицом в подушечку, левой рукой укрыл часть лица,– не знаю зачем,– глазки закрывал и начинал нажимать с определенной частотой и периодичностью на холмик в своих трусиках. Попутно же, разумеется, воображая себе образы, которые через энное количество минут заставляли меня ощутить удовольствие между ног, сопреть, запыхаться, но пережить тот искрометный миг сладости и наслаждения.
Что же именно я воображал? Тут все незатейливо: это была женщина-кошка из фильма «Бэтмен возвращается» восемьдесят девятого года. О да, исключительно оттуда! Только Мишель Пфайфер с кассет вэ-ха-эс! Засуньте этих ваших Хэлли Берри и Энн Хэтэуэй куда поглубже! Убогие подражательницы, жалкие подделки. Мишель в образе извечной соперницы Бетмена – это апогей женщины, ее наивысшая точка цветения, это кульминация вселенского женского инь в первозданной своей чистоте! Это нектар амброзии в цветущем лотосе женского естества! Sapienti sat.
Пятилетним я истово и ярчайше воображал ее изгибы, ее улыбку, алые губы, бездонные, умопомрачительные глазищи, полные угрозы и губительных обещаний, ее облизывания, мяуканья; я представлял, как она избивает меня, а потом гладит и зализывает мне ранки, как она стегает меня хлыстом, устраивает мне ловушки, как я ее ловлю, но она постоянно ускользает. Порой это были сцены из фильма, чаще всего сцена на крыше, где она ползает по старине Брюсу и лижет ему нос…Боже, вот же Китон везучий сукин сын! Сложно сказать, видел ли я в этих мечтах себя Бетменом. Скорее нет, чем да. Забавно также и то, что самих ножек Мишель я не воображал. Их в фильме не было, а моему телу было достаточно кошечки без ее лапок. А представьте на секунду, вы только представьте, если бы в фильме была сцена, где госпожа Пфайфер в полном своем блестящем, кожано-латексном одеянии садится на кровать, «умывается» по-кошачьи, а потом снимает свои острые сапоги и открывает миру свои пальчики, свои лапки, оставаясь при этом в костюме. Она снимает лишь обувь, черные обтягивающие леггинсы остаются на ее ногах, но они прерываются белизной ее плоти, кожей ее ног, их ароматом, их видом…Ох!
Помимо несравненно-богоподобной Мишель-кошки, я представлял воспитательницу. Но это предсказуемо, скажете вы. Я соглашусь. Представлял я чаще всего одну воспитательницу, причем не самую красивую,– я научился нутром ценить, вдыхать и вкушать женскую красоту, видимо, с пеленок, но именно красоту женщин, а не девчонок, хотя это отдельный разговор,– воспитательницу не самую красивую, но я обладаю даром находить прелесть практически в каждой женщине на планете! Воображал я конкретную работницу нашего элитного детсада – Маргариту Прокофьевну. Почему ее? Объясняю: занятие утренней гимнастики, все как обычно производят всякие упражнения. И вперед однажды вышла она. Высокая, весьма статная и складная женщина с гаденьким командным голосом предназначенным для обругивания детишек. Ее чресла не имели жира, она была стройной, с темно-каштановыми волосами, завитыми внизу. Маргарита была одета в черную кофточку и черные лосины. И тут – бах! Она сняла обувь и осталась босой. То есть притягательная женщина, обладающая властью надо мной, с гибким, мнущимся телом, в лосинах и голыми ножками, которые она протягивала влево, вправо, гнула их, мяла, играла пальчиками. Мое детское сердце было покорено. Самое смешное, что мы во время утренней разминки пели песню, содержание я точно не помню, но там природа шагала,– то есть т.н. «олицетворение»,– теперь внимание «босыми ногами по траве». Сальвадор Дали вроде считал Вторую Мировую Войну событием, специально созданным для его биографии и для его выгоды. Что же, мой детский сад, казалось, был создан специально для меня и моей жизни, чтобы я мог в полнейшей мере наслаждаться своими порывами в свое удовольствие. Да, грехом с моей стороны будет не упомянуть: ножки воспитательницы были египетскими, бледными, с небольшими шишечками у больших пальцев, но терпимых размеров, с французским педикюром. Ох, если бы она попросила меня ублажить их, помыть или потрогать, понюхать или попробовать на вкус. А лучше бы заставила…Эх, ненужная, напускная женская скромность и непорочность,– губишь ты мужчин! И мальчиков.