Размер шрифта
-
+

F65.0 - стр. 35

…Ох, за такие измышления в наше время могут распнуть! Так и вижу: целиком феминизированный женский синедрион брызжет на меня слюной, в безумстве главная из них Анна (пока что лучший мой каламбур, ха!) указывает на меня перстом и вопит, срывающимся хрипом: «ВИНОВЕН!». Меня раздевают, на голову натягивают женские трусики, на пах – пояс верности, пинают и давят меня сладкими ножками, кладут несобранную кровать из ИКЕИ на спину, а после – гонят под крики и под градом использованных тампонов по брусчатке рядом со штабом FEMEN где-нибудь, скажем, во Франции. Осмеянный и попранный, попрошу первого-встречного француза прислониться к его дому, чтобы отдохнуть, а тот оттолкнет меня, скажет, что могу отдохнуть на обратном пути, и тем самым станет Вечным Антисексистом; состоящая из тысячи неподходящих друг к другу деталей кровать будет натирать спину под палящим солнцем. Взойду на пятачок рядом, к примеру, с Тюильрийским дворцом, под ударами хлыстов и плеток начну сборку кровати, прибью руки себе,– причем сам себе,– и повисну на ней, а слева и справа уже висят Вайнштейн и Спейси. Над головой моей будет висеть титло Invictus Novum Reactionary Interventionist. Подойдет Лонгинесса, из милости или по поручению, предложит испить уксуса с менструальной кровью, в последнем порыве мужской солидарности я попрошу ее дать испить двоим по бокам от меня, а потом Лонгинесса начнет забивать меня насмерть громадным дилдо цвета радуги под аккомпанемент кокофонического хора из нечленораздельных женских воплей. А я не выдержу под конец, да и эякулирую сквозь мой узкий пояс, кто-то найдет чашу, соберет это. И испущу я дух со словами на неопределенном языке, которым дадут перевод.

***


…Нет, не умею я пить. За окном – вечер, а головушка моя что-то слишком поехала. Хотел заскочить сегодня к Ангелине. Видимо, не судьба. Завтра.

В общем, с тех пор я не работаю. На этой почве тетушка решила прекратить свое финансирование и поддержку моей скромной персоны, однако на ее несчастье, мои родители когда-то одарили всем необходимым. Я понимал Ангелинку, понимал, что она сделает все что угодно и договорится о любом рабочем кресле в городе, чтобы только я начал чем-то заниматься по жизни. К ее сожалению, да и к моему отчасти, заниматься чем-либо, кроме утоления своего фетиша я не хотел. Да и не умел.


В холодильнике нашел годный сырок, столь редкий при текущей санкционной обстановке, но не нашел хлеба. Тьфу, ты. Ладно, все равно хотел пройтись.

Выхожу на улочку, а тут хорошо. Так хорошо, что чутье мое подсказывало: должно произойти что-то неприятное и скоро придется врубать «балаганство». Иду, оглядываюсь, остерегаюсь, город живет и кипит своей жизнью, тучи машин, груды людей, а я пьяноват и в неопределенных чувствах. А кругом – праздник жизни, все цветастое, все в лентах, везде кричат, везде улыбки, чертов Му(а)ндиаль.

Весь город в красках и лентах разноцветных. Чертов му(а)ндиаль.

М-да, мне думается, вы догадываетесь о моем отношении к данному спортивному шапито. Пара слов о спорте: он крут. Но занимайся им сам, а не смотри, как им занимаются другие. Самому заниматься гимнастикой, физкультурой и прочим «оспортиниванием» – это клево и круто. Зачем наблюдать как это делают другие? Для меня остается очень загадочным странное повальное увлечение просмотром того, как двадцать два здоровых потных мужика пинают кусок надутой кожи. Нет, правда. Мужики бегают и пинают шар. Ух, как здорово-то!

Страница 35