Эзопов язык в русской литературе (современный период) - стр. 5

и любой тайный профессиональный язык включают в себя набор новых, существующих только внутри социальной группы слов. Во-вторых, некоторые понятия внутри группы перепредставлены количественно. Мы все сталкивались с этим явлением (особенно страдают переводчики). Откройте любой словарь сленга: вы увидите длинный ряд слов, которые, по сути, означают только одно понятие. Например, в тайном бенгальском языке, распространенном в криминальной сфере Калькутты 1970‑х годов есть 24 специальных слова, нюансированно передающие понятие «молодая девушка»24. Они подчеркивают ценности, важные внутри данной группы: жаргонные слова усиливают патриархальные отношения и часто описывают женщину как пассивный сексуальный объект.

В 1990 году польский лингвист Анна Вежбицка, эмигрировавшая в Австралию, написала статью «Антитоталитарный язык в Польше»25. В этой ставшей очень известной работе Вежбицка уточняет и дополняет многие идеи Халлидея. Она описывает антиязык как «языковую самооборону», возникшую в социалистической Польше 1970–1980‑х годов. Носители польского антиязыка – не криминальное меньшинство (как считал Халлидей), а большинство жителей Польши, и для них антиязык является не выученным, а родным. Но самое главное – это язык политической борьбы: он помогает говорящему оказаться вне правил социалистической системы, разрушить ее, предложив альтернативные (часто обидные или презрительные) названия для сакрализованных объектов. Например, тайная политическая полиция официально называлась Отделом государственной безопасности, и ее сотрудники говорили «Безопасность» или «аппарат», а носители польского антиязыка – только «УБ» (Urząd Bezpieczeństwa). Формально это просто обычная аббревиатура, но, по утверждению Анны Вежбицка, ее использовали – с оттенком презрения – только те люди, которые воспринимали себя вне этой системы и даже в оппозиции к ней. Кроме того, аббревиатура УБ слегка созвучна слову ubikacja (‘уборная’).

Но, чтобы русскоязычному читателю был более понятен механизм этой «языковый самообороны», лучше обратиться к рассмотрению современного русского примера. В современной России есть официальное название институции, которая в последнее время взяла на себя контроль внутренней политики. Это Администрация президента РФ. Большое количество россиян, которые находятся в сложных отношениях с действующей властью, называют Администрацию Президента РФ просто аптека, апешечка или даже Анна Павловна (так комически расшифровывается аббревиатура АП). Такие внешне невинные, панибратские, презрительно-ласкательные имена вряд ли могут встретиться в речи сторонника действующего режима. Они позволяют продемонстрировать, что говорящий как бы «вынимает себя» из официальной российской иерархии. Тот, кто называет Администрацию Президента «Анной Павловной», показывает, что он относится к большому и пугающему институту как к неприятной тетке. Эти субституты не просто описывают неприятную реальность с юмором – они могут трансформировать понимание этой реальности, делая ее менее страшной и таким образом помогая выжить.

Слегка романтическая концепция Анны Вежбицкой предполагает, что антитоталитарный язык всегда сражается, чтобы в конечном итоге разрушить идеологический контроль. Я бы сказала, что это не прямой протест, но способ объединения слабых за спиной «сильных» с целью создать ту самую альтернативную реальность, где нет страшных институций, а есть «аптека» или «уборная» (тут можно вспомнить, как некоторые россияне, недовольные деятельностью Министерства культуры, стали называть это учреждение «прачечная», цитируя известный анекдот