Эй, вы, евреи, мацу купили? - стр. 22
– Мир создан ради нас, – сказал мальчик с пейсами.
– С чего ты взял, Нюсик?
– Та к сказано в Мишне.
– Нюсик. Ты плохо кончишь, то есть кончишь в ешиве, где одни мальчики…
На этот раз из обморока Лазаря вытащила Валечка. Перекрыв воду в ванной.
– Лазарь, иди подстригись. На тебя страшно смотреть.
Зеркала Сталина были не для евреев. Тем не менее, еврейских парикмахеров хватало.
За Пожарной каланчей парикмахер Боя наваливался животом на клиента, придавливал и стриг. Это было дешево и безопасно.
Лазарь сел в кресло и задохнулся от одеколона и живота парикмахера.
– Что же вас будет – бокс или «Молодежная»?
– А что такое?! – возмутился Лазарь. – Полчаса, Боря, стрижете меня и не знаете. По какую прическу?
– Ша-ша. Я просто спрашиваю, какая вам больше нравится.
– Надо было, Боря, спрашивать в начале.
– Знаете, лучше, как говорится, поздно, чем никогда.
– Ну, вы так не шутите.
– В наше время если не шутить, тогда конец. Завивку будете делать?
– Какая завивка, Боря?! Они у меня вьются от рождения.
– Тогда с вас два рубля.
Был понедельник. И эти плывущие эскалатором лица возвращали Лазаря в счастье…
Какие-то стеклянные цветочки, фанерная кровать, прокурорские кудри. Ностальгия морочила голову до самой Красносельской улицы, где посреди стоял монастырский дом с вывеской «ГРОБ».
– Не фирма, – подумалось.
Пятый этаж, келья и веснушчатая баба – чистый попугай в клетке. И как попугай она выкрикнула:
– Лазарь Хейфец, однополчанин Лупенкова?
– Так точно, боец Хейфец.
Дверь кельи резво отворилась, и маленький Лупенков с незабываемой улыбкой хлопнул Лазаря по плечу.
– Хо!
– О! – ответил Хейфец, сильно щурясь, так сильно, что того и гляди очки грохнутся с носа под ноги Лупенкову. Сейчас он начнет вспоминать все с начала. А Лазарь почти ничего не помнит, придется еще долго вот так улыбаться и щуриться.
На боку Лупенкова болтался противогаз ГП-4У. Заглядывая Лазарю под очки. Он спросил:
– Ты помнишь, Лазарь?..
В ушах завыли сирены, забарабанила канонада. А вот имена хрен с два Лазарь помнил. Наконец, они вышли от кадровички. Монастырские коридоры, скрежетало железо лифта, а маленький лейтенант чеканил шаг, и брезентовая сумка противогаза ГП-4У билась о костлявое бедро. То там, то сям хлопали двери, как ворона крыльями, у Лазаря выступил пот – ему почудилась окопная стрельба. Ах. Скорее бы уже найти техотдел. Где его провозгласят руководителем и где два раза в месяц будут выдавать зарплату.
– А что значит «комго»? – обратился он к однополчанину.
– Командир гражданской обороны, – медово ответил Лупенков и хлопнул себя по бедру.
– Ага… А тот техотдел?
– Сначала я покажу ближайшее убежище. Я подарю тебе индивидуальную аптечку. Никогда не забывай об индивидуальных средствах защиты. Я научу тебя делать ватно-марлевую повязку.
Они спустились в подвал с железной дверью. Лупенков заливался, как ужаленный бобик. Он зажег свечу и поднес ее к пожелтевшему плакату.
– Это общая картина наземного ядерного взрыва. Лазарь, когда пройдет ударная волна, ты встанешь и наденешь свои средства зашиты. А если их нет, закрой рот и нос повязкой. А это наши скамейки. Давай присядем. Ну как? Они сделаны так, что можно лежать и сидеть. Здорово, да?
Когда они наконец выбрались из убежища, монастырские своды содрогнулись от стадионной музыки. Было одиннадцать часов – время зарядки для ГРОБа. Лифт поднял бывших однополчан на пятый этаж, и Лазарь вошел в ярко-зеленую комнату с тремя рядами столов и сотрудников.