Эй, вы, евреи, мацу купили? - стр. 11
– Тебя Шлемик зовут? – спросил его как-то старик в синагоге.
– Андрей.
– А как это будет по-еврейски?
– А так и будет.
– Не может быть.
Но было именно так. В кармане у Андрея лежала пластинка – жвачка. Он вез ее дяде Фиме. Фимка – что воробушек со связанными крыльями. И как он, бедняга, продолжал жить? И потому нужно привезти Фимке самое лучшее. И, конечно, жвачку. Зимой Андрея угостили двумя пластинками. Одну он тут же изжевал, а вот эту… эту он везет Фимке.
Земля и поезд поворачивались к солнцу спиной. И словно в гневе оно багровело.
– Я уже второй свой день рождения встречу в тюрьме, – сказала Наташа.
– Ой, действительно, – засмеялась Вера. – Ровно год, как мы были у Фимы. Бедный сыночек.
– Он в тысячу раз лучше, чем этот, – сказала Софа, – Фимка рубаха-парень. Та его ж все прямо за русского принимали.
– Фимочка очень добрый, – сказала Вера. – На каждый мой день рождения дарил подарки. Ты, Левочка, не обижайся, ты такой же мне сын, как и Фимочка, но он добрее тебя. Добрее.
– Та-а! – воскликнула Софа. – Это такой жаднюга! Он за копейку удавится. А уж чтоб прислал родным что….
– Я вам разве на Пасху не присылаю мацу?
И Вера сказала, краснея:
– Ой, я забыла, правда-правда.
Поезд пересекал Украину, и, убежав от заката, нырнул в агустовскую ночь. Дрогобыч. На асфальте чернели лужи. Из электрички выпрыгивали рабочие и бежали к автобусу.
– А лагерь скоро будет? – тихо спросил Андрей.
– Боишься?
Кивнул.
– Ну ничего, ради Фимочки…
– А мы будем жить в тюрьме?
– Гостинице. Только окна на решетках.
– Кругом решетки?
– Не знаю…
Не знал Лева даже того, как выглядел брат. Тискалжалел маленького, дарил книги повзрослевшему. «Кто он – Фимка?» – такого вопроса не возникало.
Киргизы-автоматчики в кирзовых сапогах ходили перед толпой. Четырехэтажный дом свиданий из пиленого известняка стоял заподлицо с проволокой зоны.
– У заключенных свидание только с прямыми родственниками, – сказал дежурный. – А у вас у всех разные фамилии.
– Но я их мама! – сказала Вера.
Наташа уронила банку сметаны. Нетерпенье. В сопровождении сержанта с сумками и свертками поднялись на третий этаж и прошли в конец коридора. Пахло краской. Они остановились в крохотной комнате с зарешеченным окном и свежевыкрашенной белой дверью.
– Водка е? – спросил сержант.
– Нет.
– Не може буты!
– У нас нет водки.
– Та-ак не бувае. Это щоб водки не було…
Дали ему пять рублей. Ушел.
А Фимка уже стучал ботинками лестницу, отмерял шагами свое суточное свидание. Липкая дверь в сторону. Откуда-то сбоку прыгнул на него Андрейка. Обнял Софу, Наташу.
– А маму? – сквозь слезы выговорила Вера.
– Верчик! Рыжий мой очкастик!
У него такие курчавые волосы были! Был солнцелюбом, целовал бродячих собак, кошек бездомных домой приносил. А как он любил дразниться!
Обнажил стриженную голову, точно приветствовал невидимое начальство: «Здравствуйте, гражданин начальник».
– Фима, – сказала Наташа, – поздравь хоть ты меня! У меня сегодня день рождения.
– Точно-о! В прошлом году мы с тобой объедались конфетами. Я выйду на волю – ты уже невестой станешь… А что тебе подарить? Я могу сделать бумажного змея.
Женщины унесли на кухню картошку, курицу, лук, помидоры. За время дороги помидоры пожелтели.
Кухня занимала половину этажа. Здесь жизнь с утра и до вечера буквально кипела. Женщины жарили и варили мясо и овощи, будто приносили в жертву ради благополучия родных зэков.