Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг. - стр. 21

Действия римского правительства в отношении многих новых религий, пробивавших себе путь на Запад, были непоследовательны. В них чередовались легкомысленное безразличие или видимая благосклонность с приступами репрессий, которыми на самом деле ничего не добивались. Однако в христианстве существовал элемент враждебности по отношению к государству, которого не было ни в одной другой из новых религий. Другие религии могли привести к пренебрежению людьми государственной религией в силу того, что новое вероучение возбуждает больший интерес, но христианство настаивало на полном отказе от государственного культа, причем не как от плохой религии, а как от настоящего, особо гнусного греха. По всем римским понятиям, такая претензия не могла считаться ничем иным, кроме как бунтом и изменой. Безопасность государства зависела от приверженности граждан государственному культу. Если богам воздаются подобающие почести, если тщательно исполняются все жертвоприношения, государство процветает; если же ими пренебрегают и поклоняются им небрежно, следуют несчастия. Несомненно, эта вера в практическую, если не в теоретическую, сторону заметно слабела во времена процветания в римской истории. Но она не была забыта, и, когда общие несчастья участились и мощь государства, казалось, пошла на убыль, для искреннего реформатора естественно было поверить, что именно пренебрежение богами стало источником бед, и пытаться вернуть процветание при помощи восстановления государственной религии; или, если он сам не верил в это всей душой, для него было естественно считать, что «рефлекторное влияние» искреннего государственного культа поставит преграду перед причинами упадка.

Из этого следует, что время систематических и сознательных гонений наступает, когда реальные правители империи осознают смертельный характер ее болезни. Надо сказать, вполне очевидно, что в течение I столетия власти не имели четкого представления о существовании христианства. II век – это время местных и временных законов против христиан. В III столетии мы переходим в эпоху ужасающе быстрого упадка и самых серьезных, хотя и нерегулярных попыток дальновидных императоров повернуть поток вспять, и это была эпоха спланированных и бескомпромиссных гонений на христиан со стороны императоров. Для таких императоров, как Деций, Валериан и Диоклетиан, альтернативы, по сути, не существовало. Христианство для них было огромным и организованным нарушением закона. Оно яростно осуждало государственную религию как смертный грех. Оно откровенно отрицало всякий первейший долг лояльности государству и обращалось к более высокой преданности иному отечеству. Никакое восстановление прежних условий в Риме, на которое надеялись реформаторы, не могло быть осуществлено без преодоления христианства[39].

Но было уже поздно. Христианство к тому моменту стало слишком сильным. Систематические гонения III века ни к чему не привели, а последние, Диоклетиановы, закончились буквальным признанием поражения. Не то чтобы христиане теперь оказались в большинстве. Это было далеко не так и оставалось еще долго. У нас нет точных цифр, но, по-видимому, в начале IV века они составляли не более одной десятой от общей численности населения в восточной половине империи и не более одной пятнадцатой в западной. Однако они обладали значением, совершенно несоразмерным их числу. Мрачный и безнадежный страх перед будущим воцарился в языческим мире, который стал понимать, что его лучшие дни прошли и что его высочайшие творения приходят в упадок; казалось, он теряет былой самоуверенный дух и энергию. Но христиан вдохновляла надежда на будущее, совершенно не зависимое от судеб империи. Сотрясения и крутые переломы настоящего могли быть всего лишь подготовкой к лучшей эре, и христианская община, в отличие от языческой, была исполнена воодушевления, энергии и пыла новой жизни. Вдобавок христиане составляли основу городского населения, то есть их масса, как бы мала она ни была по сравнению со всей империей, сосредоточилась в центрах влияния и заняла стратегические позиции. Кроме того, христианская организация, хотя и менее плотная, чем станет вскоре, позволяла ее членам быстро связываться друг с другом и действовать совместно. Несомненно, их сила превышала их относительную численность и, вероятно, в еще большей степени, чем они сами осознавали. Но это было задолго до того, как пришел тот человек, который стал об этом подозревать и, обратив этот факт в свою личную выгоду, обеспечил триумф христианства над язычеством.