Европа, тюрки, Великая Степь - стр. 48
Печально, конечно, что человек, назвавшийся кипчаком, не нашел доброго слова для своего народа. Но своей «зеркальной правдой» он сделал иное. Половину текста, посвященного царю Аттиле, Иордан отдал его мнимому поражению на Каталаунских полях. О блестящих победах не сказано ни слова. Почему?
У тюрков, оказывается, существовало мудрое правило – «среди лягушек сам становись лягушкой». Так поступили «украинские черкасы», так поступили и «русские казаки», вынужденные прислуживать вчерашнему противнику. До них брали на себя эту грустную роль федераты и целые улусы, которые искали покровительство на чужбине. Иордан жил по тем же правилам.
В VI веке в Европе все быстро менялось, облекалось в одежды тайны, которую оберегали, как святыню. Европа скрывала позор, который скрыть нельзя.
…Рим искусно провоцировал царя Аттилу, но идти против него боялся. Узнав адаты тюрков, римляне отправили к кипчакам на воспитание отпрыска знатного рода Аэция, что сходилось с традициями тюрков, у которых принято отдавать и брать на воспитание детей соперничающих кланов.
Аэций добился расположения царя Аттилы. Кипчаки сами взрастили паука и сами, как мухи, запутались в его паутине. Их души, открытые другу, не допускали и мысли, что человек, с которым делили хлеб-соль, способен на подлость. Это противоречило морали Великой Степи. Но… то был европеец.
Вернувшись в Рим, Аэций, молодой и многоопытный в жизни человек, стал советником императора в сношениях с Дешт-и-Кипчаком. Поздно, слишком поздно понял Аттила, кого называл другом и братом.
Переманив и подкупив некоторых воинов Аттилы, Аэций возглавил римское войско. Годы, проведенные у тюрков, не прошли даром – соотношение сил в Европе менялось не в пользу Дешт-и-Кипчака.
Разгневанный Аттила, узнав о предательстве Аэция, потребовал от римлян выдать всех изменников, он даже представил поименный список, но римляне юлили, отказывались и лгали. Наконец они отправили к Аттиле посольство, в составе которого был и посланник византийского императора Приск. Увидав, что краткого разговора не получается, а враг скапливает силы и оттягивает время, немногословный Аттила сказал: «Иду на тебя!» Эти слова послы передали своему императору.
О, мудрый Иордан! Мастерски сообщив о переманивании всадников, он будто и не заметил, что у царя Аттилы все-таки был повод произнести: «Иду на тебя!» После долгих раздумий произнес он свои слова. Царь не мог поступить иначе, это видно из текста самого Иордана!
Тяжелое предчувствие укреплялось тогда в Аттиле: измены кольцом окружили его. Рим вдохновенно проводил свою политику, он сплетал интригу за интригой, простодушные кипчаки, не искушенные в тонкостях европейской морали, выслушивали от посланников Рима одно, а видели другое. Наконец появились верные сведения о сборе на севере Италии явных и тайных противников тюрков, об их подготовке к нападению.
Аттилу охватило беспокойство – но не страх! – и Иордан мастерски передал его.
«Был он мужем, рожденным на свет для потрясения народов, ужасом всех стран, который, неведомо по какому жребию, наводил на всех трепет, широко известный повсюду страшными о нем представлениями. Он был горделив поступью, метал взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко вознесенное свое могущество. Любитель войн, сам он был умерен на руку, очень силен здравомыслием, доступен просящим и милостив к тем, кому однажды доверился. По внешнему виду низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом кожи, он являл все признаки своего происхождения. Хотя он по самой природе своей всегда отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признаваемого священным». И рассказал легенду: меч этот – символ божественного избрания – был открыт случайно. Некий пастух принес его Аттиле. Марсов меч, по преданию, даровал могущество его обладателю.