Еврейская нота - стр. 44
И вот на сайте «Каспаров. ру», исповедующем либерал-социализм в левом американском варианте, Яковенко разразился чеканными советско-коммунистическими штампами: «Чем же это не угодили Веллеру американские евреи?» То есть: я, гнусный самоненавистник – против политической позиции трех четвертей евреев США, голосующих по сути за отмену свободы слова, фальсификацию выборов, построение социализма, уничтожение американской идентичности, выступающих против сионизма и Израиля, поддерживающих уличных погромщиков и объявляющих их жертвами; против тех, кто вложил свои голоса в нынешнее падение экономики, инфляцию, преступность и развал страны.
Да, я считаю: сенатора Чака Шумера следует выпороть на площади, а политтехнолога Дэвида Аксельрода приговорить к пожизненным каторжным работам. И еще с кучей народу. За преступную глупость мировоззрения.
Невозможно любить людей по национальному признаку, даже евреев, и объявлять их вне критики. Особенно в наши времена массового и злокачественного идиотизма. Забавный русский хамелеон, подмахивающий левому курсу, решил побыть святее Папы Римского, защитник сирых и обиженных.
Да простит мне Всевышний эти слова…
Ведь похоже, что. Из огромного послевоенного поколения 1946–50 гг. рождения, пришедшего когда-то в литературу, устоял я один. Сейчас, на семьдесят пятом году жизни, я решаюсь это сказать.
Мы пришли в начале семидесятых. Мы были энергичны, веселы и уверены в себе. Нас было так много. Мы были полны планов. Среди нас было столько талантов, и гении тоже были.
Нас всех поглотила глухая глина семидесятых. Заглушила и задушила трясина. Наши нервы разъела неумолимая, кастрирующая редакторская машина. Сам воздух лжи сводил с ума. Бесконечные издательские сроки стирали годы и годы жизни. Мы уходили из нищих семей, спивались, превращались в люмпенов, вешались. Издерганные неврастеники ломались и бросали писать.
Нас было не надо. Перепроизводство писателей времен оттепели. Нам, лишним, не было места. И нужды в нас не было. Государство правило бал в сонном дворце, уже отобранные слуги толпились в очередь, а шедевров не требовалось.
Мои сотни отказов, выкинутые рукописи, нищета, отъезд из родного Ленинграда, четыре года выхода первой книги и четыре года второй. Но они вышли такими, как я хотел. Вопреки теории вероятности. «Судьба благосклонна к тем, кто твердо знает, чего хочет», прочитал я у Галлая. В какой-то связи с этой максимой – первый в СССР летчик-испытатель с инженерным дипломом Марк Галлай, в конце карьеры – инструктор по пилотированию первого советского отряда космонавтов – был еврей.
«Бороться и искать, найти и не сдаваться!» Этот девиз помнили миллионы советских людей – они читали «Два капитана» Вениамина Каверина. Почему фамилия Каверина была Зильбер? И через него, еврея, мы узнали эту фразу – надпись на могильном кресте капитана Скотта, достигшего Южный полюс вторым – на месяц позже Амундсена. А фраза та – из поэмы Теннисона «Улисс».
«Приказано выжить» – назвал одну из книг о Штирлице Юлиан Семенов – Ляндрес.
Был успешный Виктор Ерофеев, сын дипломата, кандидат наук в ИМЛИ; был Евгений Попов с двумя рассказами в «Новом мире»: оба жили уже в Москве, обоих запретили к печати после разгрома «Метрополя» в 1979. Оба вздохнули и всплыли уже в Перестройку, к 1990-м. Тогда же вышел первый сборник Толстой, члена влиятельной семьи, начавшей писать уже в середине 80-х. Жестокую давильню застойных семидесятых живьем не прошел никто. Н и к т о.