Евреи в жизни одной женщины (сборник) - стр. 20
– Тук-тук. Кто дома?
– Все свои. Заходите – он отвечал мне доброжелательно, приглашал. Зацепившись за окошко, я строчила свои тексты про прошедший день, дивное дерево, цветущее свечами цвета школьных чернил из детства под моим окном, про пешеходный мост над речушкой в нашем городе.
Теперь я знала, что он ест макароны и ненавидит сыр, по вечерам пьёт пиво и иногда уходит в загулы. Это называлось праздновать «день рождение водки». Я ещё раз внимательно перечитала его анкету, как титульный лист книги, грозившей стать бестселлером в жизни какой-то женщины. Любит животных. Это хорошо.
– У вас кто? Кошка, собака?
– Гммм. Откуда вы взяли? Только кактусы.
И всё? Диковатый, почти пустынный пейзаж. Кактусы и плохо выбритый мужчина, жующий спагетти, удручённо, долго, задумчиво.
– Не так всё плохо. Надеюсь, что в скором будущем, мою нехитрую трапезу разделит та, единственная.
– Единственная?
– Странно. Это после двух или трёх жён? Простите, запамятовала, сколько там их у вас было.
– Я оптимист и верю, что найду.
– Рада за вас и уверена – усилия не будут тщетны.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Только тут незадача. Эти, дамы, что ушли в прошлое. Как с ними? Полагаю, они тоже были единственными?
Вопрос поглотила пустота окошка, ответа на него не последовало. Мы перебрасывались словами, играли ими, шалили, как дети, порой их смысл терялся в намёках и ассоциациях, уходил, оставались одни головоломки. Мы уставали от напряжения и бессилия что-то понять, зная толк в бурлеске, умели закрутить фразу, отточить и припудрить, стереть со слова пыль и вдохнуть в него чуть иной смысл, достать в нужную минуту, как носовой платок фразеологизм, взмахнуть им перед соперником и кокетливо спрятать.
– Я ничего не понял, – капитулируя, строчил он.
– Я тоже. По-моему, не понимаю не только вас, но и себя.
Тогда мы зависали. Останавливались на запятой, вопросительном знаке. Тексты односложные, длинные, раскатистые как гром, уходили. Наступала пауза. Я залегала на дно, шарила от скуки по сайту.
Круг моего общения понемногу расширялся. Я вела уже переписку с молодой, чуть озлобленной на жизнь, дамой из Тюмени, которая тихо жаловалась, что всё общение в вирте заканчивается предложениями переспать. Ещё одна моя новая подруга, тоже из Тюмени, писала ёмкие, чуть циничные тексты, характеризуя армию своих поклонников.
«Турки и «молодняк» просто одолели» – жаловалась она, прозаично чуть по-бабьи плаксиво, на минутку впрыгивая ко мне в окошко, отдохнуть от тяжёлой обязанности всегда быть на виду, на чеку, словом, бдить. Тут уж не до расслабухи. Авось нагрянет он и застанет её врасплох виртуально непричёсанной и не дай бог всю в слезах. Она ежеминутно активно пропагандировала свой яркий имидж психолога с медицинским образованием, подкреплённый импозантным внешним видом, не только в личке, но и в дневниках. Она засыпала меня притчами, анекдотами и просто шутками, отсылала посмотреть, вернеее подсмотреть, странички своих поклонников, давала им короткие и безпощадные характеристики, глумилась и ждала. Ей было всего тридцять девять. В доме жил рядом уже взрослый сын, мужчина. Рослая, красивая, крупная. Лидер в жизни и на сайте. Мы обменялись, как аннотациями, своими историями.
Моя новая знакомая вышла замуж в шестнадцать за человека, только что вернувшегося с Афгана. Роман был пламенный, пылкий, но недолговечный. Она мечтала сделать карьеру и поступила на медицинский. Он застрял в воспоминаниях.