Эволюция - стр. 6
– Там что-то не так! – Татьяна вскочила. Ее взгляд беспокойно забегал по рядам мониторов, где скакали столбцы.
– Да где? Не гони! – лениво протянул Эдик. – Прогнали-то пока всего тысячу циклов. Там отладка идет.
– А здесь? – Девушка ткнула в один из экранов указательным пальцем. – И здесь! И здесь! Разве не видно?
Павел подошел и положил руку ей на плечо, чувствуя ее напряжение. На его взгляд эксперимент шел, как и всегда. Квантовые процессоры в криогенных камерах, тихо гудели, отрабатывая петабайты загрузок.
– Якерсон, что происходит? – забеспокоилась Анна. – Какой эмоциональный паттерн дает синусоиду?
– Гнев, ревность, страх и, конечно же, боль, – невозмутимо пояснил он. – А как машинку еще разогнать? Посмотрим на таких оборотах, сбросим, прогоним еще и сравним.
– Но он же страдает! – заламывая руки, закричала Татьяна. – Ему больно! Ты ж выкрутил в пик! Давайте убавим!
– Переживаешь? Но алгоритмы Плутоша сам составлял! – парировал Эдик с обычной ухмылкой.
– Но он не знал, что это такое! Не понимал, как мы чувствуем боль! Положительным подкреплением ее заменить невозможно?
– Нет, нельзя. – Эдик покачал головой. – Интенсивность не та. Я бы поставил твоей крошке оргазм, но относительно боли потолок будет низким. Сравни наилучшее из доступных нам ощущений с мукой от разрубленной берцовой кости. И там есть куда двигаться дальше. Если секс даст, скажем, два метра вверх, то боль, как колодец бездонный. Это ж сансара, и ни одно удовольствие не окупит страданий. Компенсации точно не будет.
– Морозова, успокойся и сядь! – Анна добавила холода в тон. – Якерсон прав, а ты веди себя как нормальный ученый. Наука прежде всего!
– О, боже-боже! – всхлипнула девушка. – Амплитуды какие! Его рвет изнутри! Я не могу смотреть это дальше!
Резко оттолкнувшись от поручней, она вылетела из отсека, подобно снаряду.
– Невротичная дура! – фыркнула, не выдержав, Анна. – Тюмин, приведи в чувство коллегу, если только умеешь!
Павел, не мешкая, бросился ее догонять. Истеричные приступы его тоже порядком достали.
– Вот до чего доводит отсутствие регулярного секса! – смеясь, как гиена, бросил им вслед Якерсон. – Кстати… Аннушка, ты как там? Простила меня?
– Не беси. За секторами лучше смотри. И буди, если что. Я, пожалуй, посплю.
Она развернулась и поплыла в каюту. Напряжение чуть отпустило, но усталость дала о себе знать. Интуитивно Анна чувствовала, что на этот раз всё должно получиться. Пусть будет мученик ада, но хотя бы живой. До машины дойдет, каково приходится людям.
Спалось плохо, точно в бреду мелькали образы один страшнее другого. В них из инфернального царства восстал жутковатый титан, чьи раны сочились машинным маслом и сильно искрили. В светящихся злобой глазах нечеловеческий ум. На лапах висят обрывки порванных, как нитки, цепей. Царь ужаса наконец-то свободен.
Вой сирены вырвал Анну из тяжелого сна. Красные лампы аварийного освещения заливали каюту зловещим пульсирующим светом. В воздухе висела едкая взвесь – на станции явно что-то горело.
«Пожар в невесомости – худший кошмар», – пронеслось в голове, пока Анна судорожно натягивала комбинезон. За три года на станции они отрабатывали этот сценарий десятки раз, но сейчас всё ощущалось иначе. По спине пробежал холодок, когда она поняла – шнурок с ключом от архивной стойки оборван.