Евгения - стр. 2

– Худое дело, я вам, Александр Ермолаевич, скажу. Ох, и худое.

– Да, скажите уж толком. Не томите, – лысеющий маленький следователь подсел рядом с доктором. – Личность установили?

– А чего ее устанавливать? Личность у сей барышни была очень примечательная. Звали ее Марфа, фамилия Огородникова. Тридцати лет от роду. Одинокая.

– Обождите, я запишу.

Следователь пересел к письменному столу и достал планшет с бумагами.

– Диктуйте… А что родственников у нее совсем нет?

– Есть, говорят, только живут они в соседней деревне и виделись нечасто. Родственники брезговали общением с Марфой.

– А что так? Больная была?

– Да нет, здорова, что корова. Здорова ровно до тех пор, пока не убили ее. Брезговали этой женщиной по причине ее разгульного образа жизни.

– Так вы, Николай Васильевич, уверены твердо, что сие убийство?

Тучный доктор с трудом поднялся со стула и медленно подошел к столу.

– Я лицо-то прикрою, лицо и вправду сильно звери обглодали. До костей. И спину всю исцарапали. И на груди раны. А вы гляньте-ка сюда, на шею. Смотрите, двойная странгуляционная борозда.

– Удавление?

– Похоже, что так. Есть, правда, полосы от веревки и на запястьях, и на щиколотках.

– Как это?

– А так. Я лишь, господин следователь, говорю вам о фактах. О них все и в отчете напишу.

– А у того трупа, что в прошлый раз нашли в лесу, возле оврага, такие же полосы были или другие?

– Полосы были, но рисунок не тот. Веревка другая, широкая. На ремень похожа.

– Как вы думаете, все четыре трупа… Их что-то объединяет?

– Я, Александр Ермолаевич, ничего не думаю. Мое дело – описать все с медицинской стороны. Но, дерзну предположить, что да.

– Получается, что два из них найдены в овраге. А два в лесу. Так?

– Так. И у всех обезображены лица и тела. И все они молоды. Молодые и некогда красивые женщины. Есть борозды от когтей росомахи. Но они, скорее всего, посмертные. А может, и медведь подрал. Здесь надо разобраться по следам зубов. Но есть раны прижизненные.

– Иван Ильич еще в прошлый раз собрал местных охотников. Они выследили тогда зверя. Матерую росомаху убили. Почти с медведя вымахала. Откуда они пришли? Не помню я таких чудищ. Зубы в три дюйма каждый, когти тоже.

– Да, причем тут зверь, Александр Ермолаевич? Тут человека надо искать.

Дверь в прозекторскую отворилась, и в комнату вошел высокий черноволосый господин с аккуратными бакенбардами. Одет он был в сюртук модного покроя, синего цвета. От него приятно пахло, и выглядел он как потомственный французский аристократ, случайно попавший в российскую глушь. Черты благородного лица, изящные манеры выдавали в нем человека породистого, графского происхождения. И в целом сей господин имел довольно внушительный вид. Это и был некто Иван Ильич Зотов, дворянин. Пятидесяти лет отроду. Зотов был женат. Имел троих сыновей. Двое из которых учились в столице, а старший сын Григорий проживал вместе с отцом и был совсем недавно счастливо и по расчету женат на дочери купца Разумова, Алевтине.

Именно этот господин и являлся предводителем уездного дворянства, человеком самым известным и самым уважаемым в своем уезде, а заодно и во всей губернии.

– Я не помешаю вам, господа? – тихим голосом спросил он у врача и следователя.

– Как можно-с, Иван Ильич? Вы еще спрашиваете позволения в собственной-то вотчине? Конечно, заходите. Мы как раз обсуждаем это дело.