Евгений Шварц - стр. 23

У Шварцев стало бывать много народа. В отцовском кабинете происходили какие-то собрания, о которых Жене строго-настрого приказано было молчать. Людей, приходящих ко Льву Борисовичу, называли кратко, только по имени: Данило, например. Иногда у Шварцев ночевали проезжающие куда-то незнакомцы. Напротив их дома снимал квартиру отставной генерал Добротин. Седобородый, добродушный, он не спеша шествовал по городскому саду, заходил в магазины. Вечерами генерал сидел на крыльце в кресле и заговаривал иной раз с детьми. Однажды дети показывали друг другу картинки, потом открытки, и генерал рассматривал их вместе с детьми. Женя принес домашний альбом с открытками и, среди прочих, показал всем Карла Маркса, уверенно повторив слова Валиной няньки, сказавшей, что это – еврейский святой. Но генерал поморщился и ответил: «Ничего подобного. Это портрет одного политического деятеля». И тут Женю позвали домой. Он очень удивился тому, что мама с огорченным и строгим лицом напала вдруг на него за то, что он показывал альбом генералу Добротину, не желая ничего объяснять более подробно. Женин отец также был расстроен, и мальчик почувствовал, что та мирная обстановка, в которой они жили в Ахтырях, умерла навеки. Там они бывали в гостях у полицеймейстера, а тут отставной генерал стал врагом.

И вот приблизилась весна 1905 года. Женя пошел держать экзамены в реальное училище. На экзамене по математике Женя не ответил на последний вопрос задачи – не отнял прибыль из общей выручки купца и не узнал, сколько было заплачено за сукно. Поэтому ответ у всех был «девяносто», а у Жени получилось сто. Листы поступающим раздавал и вел экзамен красивый мрачный грузин Чкония. Узнав, что ответ у него неверный, Женя мгновенно упал духом до слабости и замирания внизу живота. До сих пор он не сомневался, что выдержит экзамен, провалиться было слишком страшно – и этот ужас вдруг встал перед Женей. Мама ушла домой, и он остался один, без поддержки и помощи. И Женя решился, несмотря на свой страх перед Чконией, подойти к нему, когда он, в учительской фуражке с кокардой и белым полотняным верхом, шел домой. Женя спросил, сколько ему поставили. Чкония буркнул неразборчиво что-то вроде «четыре», и Женя разом утешился. Он готов был поверить во что угодно, только бы не стоять лицом к лицу со страшной действительностью. Все остальные экзамены прошли отлично. Как объяснили Жене, после осенних испытаний должно состояться заседание педагогического совета и всех, кто сдал экзамены, должны принять в приготовительный класс.

Тем временем он продолжал много читать, и его новым увлечением стала эпоха первобытных людей. Он всегда испытывал одинаковое беспокойство, видя картинки или читая рассказы о тех временах. Беспокойство это было близко к восторгу – Жене казалось, что он как-то родственно связан с тем временем. Поэтому, в частности, он полюбил книгу немецкого писателя Давида Вейнланда «Руламан», которая познакомила Женю с каменным веком, временем, когда пещерный человек вел непрерывную борьбу с хищными зверями. Впоследствии так же полюбил он «Путешествие к центру земли» Жюля Верна.

Как рассказывал Евгений Львович, у них дома никогда не было налаженного удобного быта: Мария Федоровна не умела, да, вероятно, и не хотела его создать. В доме стояла дешевая мебель. На стенах висели открытки. Стол в столовой был накрыт клеенкой. Библиотеки не накопилось, только в кабинете стоял книжный шкаф с медицинскими книжками Льва Борисовича. «У старших, которые попали в Майкоп поневоле, не было, видимо, ощущения, что жизнь уже определилась окончательно, – писал впоследствии Шварц. – Им всё казалось, что живут они тут пока. Отчасти этим объясняется неуютность нашего дома. Но кроме того, слой интеллигенции, к которому принадлежали мы, считал как бы зазорным жить удобно. У Соловьевых жизнь шла налаженнее, хозяйственнее, уютнее, но и у них она была подчеркнуто проста и ненарядна».