Эверест - стр. 34
Параллельно я увлекался гироскопическими системами стабилизации. Еще в 1914-м я ужасно обиделся на отца, когда он не повез меня в Лондон смотреть на разрекламированный газетчиками удивительный гирокар русского графа Шиловского. Я жадно читал все, что было связано с гироскопами, следил за разработками Луиса Бреннана и его соратников и мечтал о прекрасном будущем, в котором гироскопические поезда будут бороздить просторы бесконечных, заполненных небоскребами многоуровневых городов. Экспериментируя с гироскопами в своей комнате, я подумал, что их можно использовать не только для стабилизации на железной дороге или на море (подобную систему предлагал упомянутый Шиловский), но и в воздухе!
Результатом моих расчетов и размышлений стало письмо, направленное в Генеральный штаб Британской армии. В пакете были тщательно продуманные чертежи и описания двух независимых конструкций, которые я создал с нуля, пользуясь исключительно своим воображением и техническими познаниями. Первое изобретение представляло собой оригинальную конструкцию синхронизатора, второе – гироскопическую систему стабилизации самолета. Насколько я знаю, до меня последнюю не предлагал ни один инженер в мире. Я не думал о патенте – мною руководило в первую очередь желание помочь своей стране. Раз уж я был слишком мал для армии, приходилось помогать другими способами.
Как ни странно, мое письмо попало в правильные руки и произвело в штабе серьезный переполох. Мне позвонили и вызвали на беседу. Отец был в ужасе, но – я знаю – втайне он гордился сыном. Он лично отвез меня в ставку штаба в Лондоне – для него это был подвиг сродни подъему на Монблан. Мои чертежи, как оказалось, легли на стол самому лорду Эдварду Стэнли, семнадцатому графу Дерби, на тот момент военному секретарю Соединенного Королевства. Стэнли, не очень хорошо разбираясь в технике, пригласил в качестве эксперта не кого-нибудь, а сэра Хайрама Максима, великого мрачного старика, убившего своими изобретениями больше народу, чем кайзер Вильгельм захватническими приказами. Максим скептически отнесся к моим разработкам, но сказал фразу, подхваченную другими инженерами, изучавшими чертежи, и неимоверно мне польстившую. «Это, конечно, игрушки, – сказал изобретатель, – но у мальчика большой потенциал. Проследите, чтобы он не бросал этим заниматься, и Англия получит не менее талантливого инженера, чем некогда был я». В итоге мои чертежи мне были возвращены, несколько высокопоставленных представителей генерального штаба во главе с лордом Стэнли пожали мою юношескую руку и руку моего отца, а затем мы отправились обратно. Хайрам Максим скончался несколькими месяцами позже, но его слова я и сегодня повторяю про себя. Другое дело, что Англия уже не получит талантливого инженера в моем лице. Но об этом – позже.
В июле 1917 года произошла трагедия. Германская армия впервые применила против живой силы противника горчичный газ, ныне также называемый ипритом, и Хью был в одном из подразделений, попавших под ту, первую атаку. Они не сразу поняли, чем их обстреливают, – думали, что обычными минами, но то было гораздо более страшное оружие, и Хью вернулся домой обожженный, изувеченный, с неподвижной левой рукой и испещренной разноцветными шрамами, облезающей лоскутами кожей. Он по-прежнему мечтал стать пилотом, хотя прекрасно знал, что вообще не годен к дальнейшей службе, не говоря уже о том, чтобы подняться в небо на хрупкой деревянной машине.